Воздушные головорезы

В сумке меня ждет «Вепрь» калибра 6,5 с коротким стволом, переделанный на автоматический огонь. Там же предельно облегченный плейт-керриер. В него вставлена плита от нашего «Гранита» класса защиты 6А.

Еще я вижу шесть снаряженных магазинов. Один из них вставляю в автомат, три можно засунуть в плейт. Неудобно доставать, но ничего, приноровлюсь как-нибудь. Еще два распихиваю по карманам брюк – быстрый доступ.

Потом я пристраиваю на себя плейт, застегиваю куртку, смотрю в зеркало. Ничего не видно. Разве что жарковато в такой упаковке, но кому сейчас легко?

Включаю прицел – Holosun, дешевый, зато аж пятьдесят тысяч часов на одной батарейке работает, можно годами не выключать. Досылаю патрон в патронник и кладу винтовку прямо с разложенным прикладом обратно в сумку. Места там достаточно.

Сумку я вскидываю на спину. Да, ее можно и как рюкзак носить. Потом я отдергиваю занавеску.

Хозяин кивает, а я спрашиваю:

– Сколько, Абу Эмиль?

– Тебе – бесплатно. Такие у нас обычаи.

Я отрицательно качаю головой, достаю бумажник.

– Любая хорошая вещь чего-то стоит. Такие у нас обычаи.

Небольшая площадь, не знаю название. Слева красуется новодельная мечеть, через дорогу идет торговля «импортной мебелью из Чехии и Румынии».

У тротуара небольшая стоянка. Она забита огромными разноцветными аквариумами-автобусами. Рейсы на Ростов, Волгоград, даже есть прямой на Москву.

В числе тех, кто отправляется в столицу, – девушка. Ее провожает женщина средних лет в цветастом, почти павловском платке и кожаной куртке, как у меня. Девушка явно русская, блондинка. Они стоят чуть в стороне от торговцев, суетливо кантующих свои огромные сумки и коробки, оклеенные скотчем.

Женщина что-то успокаивающе говорит девушке. Похоже, что мать отправляет дочь на учебу в далекую и такую опасную Москву.

На самом деле она посылает ее вовсе не на учебу, а на смерть. Девчонка – смертница. Зовут ее Ирина, мусульманское имя – Мариам. У нее в Иванове есть ребенок, которого она бросила на родителей. Мать-одиночка.

В «Одноклассниках» она познакомилась с прекрасным принцем с Кавказа, попала под его влияние, приняла ислам и приехала сюда. Ее возлюбленный встал на джихад, отправился на Ближний Восток, там присоединился к «Исламскому государству» и стал шахидом на пути Аллаха. Его родные, живущие здесь, продали ее ваххабитам. Те уговорили девушку совершить истишхадию, то есть самоподрыв.

Эту дрянь возьмут позже, в России. Женщина тоже далеко не уйдет.

Сейчас меня интересует другое. Вон тот тип с камерой. Он стоит и снимает. Если меня не подводит чутье – а оно никогда так не поступает – это оператор. Единственный тип, неизвестный нам на сегодня во всем раскладе элемент. Мы знаем, кто он, но не в курсе, на кого работает, куда дальше идут отснятые ролики.

Оператор обязательно нужен, чтобы зафиксировать отъезд смертницы в Москву, где ее должны встретить братья из тамошнего джамаата. Он отошлет видео нужным людям, те выделят деньги на новые теракты. Взять живым опытного оператора – это джекпот. Он может знать даже больше, чем амир.

Каких-то иных причин для съемки я не вижу. Тут совсем нет ничего интересного.

Я стою рядом с автобусом, который пойдет на Ростов. Еще не скоро, позже, чем московский. Почему я так плотно одет – понятно. Это здесь тепло, а там неизвестно как. Не в багаже же куртку везти. То, что у меня тяжелая сумка – тоже понятно. Без вещей никто в дорогу не отправляется. Иногда я звоню по сотовому. Со стороны может показаться, что жду попутчика и нервничаю.

На самом же деле я просто жду.

Если получится так, как мы предполагаем, то оператор сейчас направится на хату, которую снимает джамаат. Там мы будем действовать по обстановке, в зависимости от того, сколько противников встретим. Если он попытается скинуть флешку, мы его возьмем, вывезем за город и поговорим по душам. Дальнейшее напрямую зависит от того, что нам скажет этот тип.

Если мы получим возможность накрыть ячейку прямо сейчас, то так и сделаем.

Короче, будут обижать – не обижайся.

Ага. Расходятся они, что ли? Похоже.

Я захожу за автобус, забрасываю сумку на спину, переворачиваю шапочку. С другой стороны она темно-зеленая. В толпе одежду не видно. Люди смотрят на голову, лицо.

Я выхожу. Оператор прекратил съемку и тронулся. Иншалла.

Площадь. Справа то, что здесь принято считать торговым центром, через дорогу – жилой дом, первый этаж которого полностью переделан под магазины. Лотки с местными фруктами и овощами соседствуют с ателье с претенциозным названием «Кензо», прямо так, русскими буквами.

Если когда-то на этом перекрестке и стоял светофор, то это было давным-давно. Никто об этом не помнит, все чешут напролом. Кто-то перебегает дорогу наискосок, рискуя жизнью. Под знаком «Остановка запрещена» яблоку негде упасть.

По той стороне улицы идет группа болел в желто-зеленых цветах «Анжи». Пока они ведут себя мирно, ничего не громят. Все еще впереди. Ребята оторвутся после матча.

Оператор нервничает. Понятия не имею почему, но факт медицинский.