Воздаяние храбрости

Разбуженный Реут прибежал к воротам, на ходу застегивая крючки и пуговицы мундира. Выслушав рапорт Дюжева, он распорядился подвести к воротам резервную полуроту и ждать. Ждать пришлось долго. Полковые подводы запряжены были лошадьми, и те, хотя и в гору, шли в охотку, едва ли не рысцой. Волов же, тащивших скрипучие двухколесные арбы, ни удары прикладами, ни уколы штыками не могли заставить двигаться иначе как шагом.

Чуть ли не каждую появившуюся повозку Реут сопровождал, притоптывая ногой и впечатывая кулак правой руки в ладонь левой.

– Скорей! Ну же! Скорей!

Стрекотня ружей все приближалась. Небольшой заслон, составленный капитаном Михайловым, отходил, огрызаясь, щелкая зубами на подступающих персов.

Высокая фигура Клюгенау хорошо была заметна со стен. Майор стоял слева от коридора, образованного его ротой, поделенного надвое, и только отмахивал рукой, очевидно, ведя счет проскакивающим подводам. Одна, только поравнявшись с ним, стала. Один из волов, раненный или же выбившийся из сил, упал на колени и стал заваливаться набок. Тут же, видимо повинуясь команде, стоявшие в задних шеренгах кинулись к арбе, обрезали постромки и потащили издыхающее животное в сторону. И тут же вдруг Клюгенау резким движением надвинул поглубже треуголку и выхватил шпагу. Он едва ли не единственный офицер в целом Кавказском корпусе остался при форменном оружии. Остальные давно уже носили шашки на ремнях, перекинутых через плечо.

– Васильева ко мне! – прокричал Реут, не отрывая глаз от сражения.

Уже из ущелья показались люди Михайлова. Они отступали в порядке, отстреливаясь и поддерживая раненых. Рота Клюгенау пропустила фуражиров и сомкнулась за ними. Те поспешили к открытым еще воротам, подталкивая последнюю повозку.

Подбежал рябой артиллерист.

– Два орудия картечью, – кивнул ему через плечо Реут.

– Господин полковник! – воскликнул ошеломленный Васильев. – Как же так – по своим?!

– Исполнять! – рявкнул Реут. – Подготовиться и доложить.

Он повернулся к ожидавшему приказаний Лузанову.

– Два взвода к Эриванским воротам. Пусть разбирают баррикаду и ждут.

Вторые ворота крепости были уже завалены корзинками, заполненными битым камнем. Теперь, чтобы открыть створки, завал следовало быстро разбросать в стороны.

Между тем рота фон Клюгенау, сделав два залпа в трубу ущелья и, очевидно, отбросив противника, начала отступать к крепости, отходя так называемыми «перекатами». Пока одна шеренга, припав на колено, держала сарбазов в отдалении, угрожая прицельным огнем, вторая отбегала на тридцать – сорок саженей и, быстро зарядив ружья, готовилась прикрыть маневр товарищей. По готовности командир отдавал приказ, барабанщик пробивал особую дробь, первая шеренга окутывалась пороховым дымом и под прикрытием завесы бежала через разрывы второй шеренги, готовясь уже к следующему такту сражения.

Несмотря на всю опасность, грозившую его егерям, полковник любовался их действиями.

– Смотри, Павел Михайлович! – крикнул он Миклашевскому. – Ты все Клюки поругиваешь: немец-перец-колбаса… А ведь как он своих людей выучил!

Между тем персов, теснивших Клюки фон Клюгенау, все прибывало. Десятки за десятками они выплескивались из ущелья, и уже отдельные команды их пытались тоже вести ружейный огонь, пока еще не прицельный. Все – и русские, и персы – понимали, что масса сарбазов вот-вот перехлестнет критическое число и просто, словно бы оползень, накроет, задавит полторы сотни отчаянных егерей.

А последние повозки конвоя Михайлова уже затаскивали за стены.

– Закрыть ворота! – крикнул Реут со стены вниз. – Запереть! Завалить! Живо!

– Иосиф Антонович! – оторопел Миклашевский. – Господин полковник! А как же Клюки?!

– Опасно, – отрезал Реут. – Начнут протискиваться в створки, смешаются, а персы только этого и ждут. Навалятся и на их плечах в крепость.

– Клюки! – завопил он, срывая голос. – Майор! Налево уходите! К Эриванским воротам.

В шуме сражения слова его вряд ли были слышны, но на счастье ротный успел разглядеть жест командира. Он поднял треуголку и помахал полковнику, показывая, что понял приказание. И тут же шляпу выбило у него из руки пулей. Ближайший егерь успел подхватить ее, вертящуюся в пыли. Клюки принял, кивком поблагодарил солдата, тщательно выбил о колено, обтер ее обшлагом и только потом водрузил на голову.

Барабанщик уже бил совершенно иной сигнал, и рота пошла вдоль стен, разворачивая фронт.

– Васильев! – окликнул Реут артиллериста. – Готовьтесь!

Фейерверкеры с зажженными пальниками уже дежурили у орудий. И как только егеря отвернули, оставив линию огня, штабс-капитан скомандовал. Первое орудие подпрыгнуло на лафете, выбросив несколько фунтов картечи, и тотчас прислуга кинулась банить горячее жерло, прочищать, выкидывая тлеющие остатки заряда, и пробивать новый.

– Второе! – гаркнул развеселившийся Васильев, заметив сквозь разрывы дымовой пелены, что оправившиеся сарбазы готовы снова преследовать фон Клюгенау.