Воздаяние храбрости

Отирая с подбородка сок в самом деле сочного персика, Новицкий соображал увиденное и услышанное. Замысел эриванского сардаря сделался ему достаточно ясен. Убийцы, нанятые Гуссейн-ханом, будут поджидать их где-то в горном проходе. Потому и проводники с охраной не желают двигаться дальше, опасаясь копий диких кочевников. Проход может быть, прикидывал он, вспоминая ненадежную карту, длиной три – пять верст. А сразу за ним должен стоять большой пограничный пост. Во всяком случае, его собирался туда выдвинуть князь Северсамидзе, командовавший Тифлисским полком. Если добраться до него и попросить помощи, то можно еще, пожалуй, и расстроить наследника иранского шаха.

– Вы хотите вернуться? – спросил он начальника каравана. – Хотите плату и еще сверху подарки.

– Аббас-Мирза, да продлит Аллах его годы, приказал нам повернуть от горы Безобдал, – степенно ответил перс. – Мы хорошо вас вели, мы хотим хорошую плату. Думаю, что мы заслужили подарки тоже. Вам все равно не увезти их без наших верблюдов.

– Мы можем купить ваших животных.

– Это хорошие верблюды, они стоят недешево. И еще – сможешь ли управляться с ними? Кто-нибудь из вас знает, как вставить носовой колышек?

Носовой колышек, как было известно Сергею, предназначался для управления упрямым животным. Обычные поводья здесь не годились: и верблюд постоянно жевал, и нижняя губа его была столь мягка, что кожаный ремень мог ее изорвать. Обычно верблюду вставляют в ноздрю заостренную палочку и управляют «кораблем пустыни» при помощи повода, что привязан к колышку. Это Новицкий уже успел разобрать, так же как выучил слово «Вхуш», которым понукают верблюдов. Но сумел бы он использовать свои знания, оставалось для Сергея пока загадкой. И разрешать ее в нынешней ситуации он не осмелился.

Тем не менее он сказал караван-баши, что тот, несмотря на всю свою мудрость, в данном случае несколько ошибается. Он объяснил князю суть требований персов и предложил как можно дольше и упорнее торговаться. И посоветовал принести к трапезе еще один, последний бурдюк с жидкостью, от которой не могли отказаться даже те, кто следовал заветам Аллаха. А сам выбрал еще один фрукт, на этот раз грушу, надкусил и вдруг сморщился, словно от резей в желудке. Вскочил и, часто-часто кивая послу и его гостям, быстро попятился, почти побежал за кусты. Все знали о его тяжелой болезни, и, кажется, никого не удивил, не насторожил поспешный уход второго секретаря посольства.

Темир ждал его на краю прогалины. Лошади были оседланы, взнузданы, винтовки убраны в меховые чехлы, как и полагалось им висеть за спиной всадника. Они провели животных саженей двести, а когда склон выположился, поднялись в седло и пошли бойкой рысцой. Оба товарища никогда не были в этих местах, но Сергей полагался на карту, пусть грубую, но точную в основных направлениях, на рассказы местных жителей, которых он расспрашивал и в Тебризе, и в Эривани, а также на чутье Темира. Горец от природы был наделен каким-то животным чувством пространства, чем не раз поражал Новицкого. В совершенно незнакомой доселе местности юноша вдруг, подумав и осмотревшись, поворачивал и уверенно вел за собой старшего друга. И Сергей послушно следовал за хвостом его лошади, совершенно уверенный, что из всех возможных троп Темир высмотрел самую верную.

Также Сергей был уверен, что, выбирая путь, Темир пользовался не известными всем ощущениями – зрением, слухом, чутьем, а только одним инстинктом. Сергей понимал, что земной мир построен по одним и тем же законам и принципам: деревья растут от корней, горы поднимаются и выветриваются, вода бежит вниз и точит своими каплями камень любой твердости, любого размера. Так что, в сущности, нет ничего удивительного, что человек, умеющий выживать в Кавказских горах, находит свою дорогу в стране, расположенной в сотнях, даже тысячах верст к югу. Темир, как догадывался Новицкий, не определяет нужное направление какими-то известными европейцу рациональными методами. Он его просто знает, узнаёт, так же, как ручей, прыгает себе между уступами, не беспокоясь – в самом ли деле он выбрал правильный путь. Ветер и вода живут в этом мире, и точно такой же частью его был и юный Темир.

А между тем они проехали уже версты полторы-две и начали подниматься по ущелью, достаточно, впрочем, широкому, чтобы даже кавалерия могла пройти здесь, имея во фронте шесть, а то, пожалуй, и десять сабель. Оба, и Темир, и Новицкий, прислушивались, принюхивались, выглядывали признаки возможной засады, но пока все казалось спокойным и мирным. Только восемь подков стучали по камням, только собственные их лошади всхрапывали время от времени, давно перейдя на шаг. Всадники их не понукали, понимая, что надо беречь силы животных до того момента, когда придется скакать, уходя от преследования, нестись, выбирая между пулей, шашкой, копьем и падением с оступившейся лошади, кубарем, через голову, по острым камням, среди огромнейших валунов.