Вован-дурак (СИ)

Газету все-таки прочитал. Девяносто первый — год у нас был, конечно, веселый, только от такого веселья плакать хотелось. Перестройка вполне очевидно зашла в тупик, что неудивительно при таком бездарном руководстве, как у мистера Горби и компании. В магазинах сплошь пустые полки, народ требует хлеба и стоит в километровых очередях. В Прибалтике, на Западной Украине, в Закавказье пришли к власти самые махровые националисты, и в Риге, Львове и Тбилиси уже вовсю орут про то, что надо резать русских. В Киеве пока еще резать не призывают, но уже заявляют, что «кляти москали все сало съели». В самой России нечистые на руку торговцы-барыги намеренно гноят и выбрасывают на свалку хорошие продукты, не желая продавать их по государственным ценам, и в итоге если что где и есть, то лишь за бешеные деньги или по большому блату. Новый предсовмина Павлов провел обмен денег, в итоге народ остался с кучей бумажек, на которые нечего купить. Со следующего года, с девяносто второго то есть, новый и.о. премьера уже самостийной Россиянии Егор Гайдар, изменник и вор, отпустит цены, в итоге продукты на полках все же появятся, но купить их будет не на что, ибо цены взлетят в разы и на порядки, а зарплаты останутся такими же. И с этого момента как раз и начнется разграбление страны…

Два года как наши вывели войска из Афганистана, но ни мира, ни спокойствия это Союзу не принесло, и полыхают в огне братоубийства Приднестровье, Карабах и Таджикистан… «пламя приднестровской войны родилось на афганском костре, и афганские видят сны оба берега на Днестре…»[1] — это ж про те времена как раз Розенбаум песню написал. Вывели войска и из стран СЭВ, которые вдруг решили, что социализм их больше не устраивает, а потому быстро поменяли хозяев и вместо дружбы с Советским Союзом раздвинули ноги перед Европой и Штатами. Через двадцать пять лет они об этом горько пожалеют, особенно когда та самая «просвещенная» Европа намеренно угробит всю промышленность и все сельское хозяйство бывших соцстран, а взамен сможет предложить только раскрашенные фантики с надписью «Евро» да требования по соблюдению мнимых прав так называемых меньшинств.

Выведенные из Европы войска разместили в итоге в чистом поле, без городков, казарм и ангаров, вывели — и бросили. Кому повезло, те подселились к кому-то из близлежащих братьев по оружию, но коренные от такого соседства были отнюдь не в восторге.

Армия наша пока еще могуча и сильна, но рядовой и сержантский состав уже успел понахвататься от западных агитаторов либеральных идей и приказ исполнять вряд ли будет. Да и среди корпуса офицерского таких вот распропагандированных либералов уже тоже полно. Ну, а генералы — каждый второй, а где-то и каждый первый — предатель, и очень мало осталось тех, кто будет верен присяге даже в наступающее безвременье. Новое правительство эти чаяния будет прекрасно понимать, а потому с момента пришествия Ельцина начнется плановое уничтожение Вооруженных Сил. Так возьмутся, сволочи, что новый президент Путилов в двухтысячном за голову схватится, но еще восемь лет уйдет, чтобы армия начала представлять собой хоть что-то приличное, и еще семь понадобится для создания действительной силы. Первая же Чеченская, которая вспыхнет через четыре года, будет провалена подчистую, за счет предателей на всех уровнях россиянской власти. Но за эти четыре года басмачи-ваххабиты вырежут всех русских, и вакханалию террора удастся остановить только через десять лет, когда к власти придут совсем другие люди. И ведь сейчас это уже начинается, в Грозном в девяносто первом как раз и вывесили плакат: «Русские, не уезжайте! Нам нужны рабы и проститутки!» Резня начнется немного позже, когда Союз рухнет, а Ельцин разрешит брать суверенитета столько, сколько захотят…

Через две недели, чуть больше, восемнадцатого августа, в Москве полыхнет ГКЧП, его быстро подавят, после чего падение великой страны станет неизбежным. Меченый самоустранится от управления государством и сбежит в Форос, откуда приползет, когда все уже будет решено. Сволочь пятнистая, на нем вся эта кровь! И ведь уедет потом, будет на Западе жить да с лекциями по миру ездить, на тему «Как я руководил страной и за пять лет спустил ее в унитаз». «Тот, кто бросил нас в холод, сегодня в тепле и в чести» — это ж про него написано, про него и тех, кто был с ним, из той же песни про Афган и его последствия.

Сам-то я, конечно, в Афгане не был, мне на момент вывода едва три года исполнилось. Зато дядька мой за рекой побывал, помню его рассказы о войне. И привез он оттуда два ордена, три боевых ранения и «афганский синдром», не смог найти себя в мирной жизни и через три года уехал воевать в Абхазию, когда заполыхало и там. А потом была первая Чечня.