Вот так мы теперь живем

– Ненавижу тех, кто дуется из-за каждого пустяка. Они сами пунктуальны, как часы, и цепляются к тебе, когда ты не хочешь по их указке все делать как заведенный. Я попрошу у него лошадь, как попросил бы у любого другого, и пусть подавится, если ему это не по душе.

Примерно через полчаса он нашел кузена.

– Можно мне взять лошадь, чтобы поехать сегодня в Кавершем?

– Наши лошади никуда по воскресеньям не ездят, – ответил Роджер и, помолчав, добавил: – Можете взять. Я отдам распоряжения.

Во вторник сэр Феликс уедет, и он будет сам виноват, если еще раз пустит кузена в Карбери! Так думал Роджер, когда Феликс выезжал со двора. Однако почти сразу он вспомнил, что Феликс, весьма вероятно, станет владельцем Карбери. А если Генриетта все же за него выйдет, он не сможет отказать ее брату от дома. Роджер некоторое время стоял на мосту, глядел, как его кузен скачет по дороге легким галопом, и слушал стук копыт. Молодой человек нарушал все возможные правила. Кто не знает, что лишь дамам позволено пускать чужую лошадь в галоп на дороге? Джентльмен и на своей лошади, и на одолженной едет рысью. У Роджера Карбери была только одна верховая лошадь – старый охотничий конь, которого он любил, как друга. И теперь его доброго старого друга, чьи ноги уже не те, что прежде, гонит вскачь по жесткой дороге этот наглый щенок!

– Бренди с содовой! – почти вслух воскликнул Роджер, думая обо всех утренних неприятностях. – Он умрет в больнице от белой горячки!

Перед тем как к Лонгстаффам приехали их новые друзья Мельмотты, между мистером Лонгстаффом, отцом, и своенравной дочерью Джорджианой было заключено мирное соглашение. Дочь со своей стороны обещала, что гостей примут любезно – это можно было назвать режимом наибольшего благоприятствования. С Мельмоттами будут обходиться в точности так, как если бы старый Мельмотт был джентльмен, а мадам Мельмотт – леди. За это семейству позволят вернуться в город. Однако и здесь отец выдвинул дополнительное условие. Они пробудут в Лондоне лишь шесть недель, а десятого июля уедут в деревню до конца года. На предложение отправиться за границу отец пришел в ярость. «Ради всего святого! Откуда, по-твоему, возьмутся деньги?» Джорджиана возразила, что у других деньги на заграницу находятся. На это отец велел ей радоваться, что у нее пока есть крыша над головой. Джорджиана, впрочем, сочла эти слова поэтическим преувеличением, поскольку они не раз звучали и прежде. Договор был очень четкий, и обе стороны намеревались честно его исполнить. Мельмоттов примут учтиво, городской дом не закроют.

От мысли, что Долли может жениться на Мари Мельмотт, дамы отказались – да они никогда и не думали о ней всерьез. Долли, при всей своей безмозглости, обладал собственной волей, которую никто в семье переломить не мог. Ни отцу, ни матери не удавалось хоть в чем-нибудь на него повлиять. Долли точно не женится на Мари Мельмотт. Поэтому, когда Лонгстаффы узнали, что сэр Феликс будет в их краях, у них не было причин препятствовать его визитам в Кавершем. В Лондоне о нем в последнее время говорили как о главном претенденте на руку Мари Мельмотт. У Джорджианы Лонгстафф была собственная обида на лорда Ниддердейла, так что она желала сэру Феликсу всяческого успеха в этом направлении. Вскоре после приезда Мельмоттов она сказала Мари:

– Мисс Мельмотт, в понедельник у нас обедает ваш друг.

Мари, до сих пор ошеломленная величием и блеском новых знакомых, не смогла толком ничего ответить.

– Я знаю, вы знакомы с сэром Феликсом Карбери, – продолжала Джорджиана.

– Да, мы знакомы с сэром Феликсом Карбери.

– Он приехал к своему кузену. Полагаю, ради ваших красивых глаз, поскольку в самой усадьбе Карбери ничего хорошего нет.

– Не думаю, что он приехал ради меня, – краснея, ответила Мари.

Она сказала Феликсу Карбери пойти к ее отцу. На взгляд Мари, это означало, что она приняла его предложение, насколько от нее зависит. С того дня они виделись несколько раз. Он не повторял свое предложение и, насколько знала Мари, не обращался к мистеру Мельмотту. Тем не менее она решительно отклоняла знаки внимания со стороны других воздыхателей, убедив себя, что любит Феликса Карбери и будет ему верна. И она трепетала от мысли, что он ее разлюбил.

– Мы слышали, он ваш особенно близкий друг. – Джорджиана рассмеялась с вульгарностью, какой не позволила бы себе и мадам Мельмотт.