Вот так мы теперь живем

– Это не убьет его и на день раньше.

– Маменька, ты не можешь так поступить.

– Ради моих детей я могу все. Не делай такого лица, Генриетта. Я не скажу ему ничего подобного. Ему не хватит ума понять, какую пользу он может принести нам всем безо всякого ущерба для себя.

Генриетта могла бы возразить, что Роджеру хватит ума понять что угодно, но честность не позволяла ей принять участие в подобном замысле, и она промолчала. Ей начало приоткрываться то хитросплетение маневров, которое выстраивала в голове мать, и, несмотря на неприязнь, почти отвращение к подобному ходу мыслей, она считала своим долгом воздерживаться от упреков.

Во второй половине дня леди Карбери, одна, съездила в Беклс телеграфировать сыну: «Ты обедаешь в Кавершеме в понедельник. Если сможешь, приезжай в субботу. Она здесь». Леди Карбери долго колебалась, как составить телеграмму. Девушка на почте наверняка поймет, кто такая «она», угадает замысел и разболтает о нем приятельницам. Однако Феликс должен знать, какая великолепная возможность перед ним открывается. Он обещал приехать в субботу и уехать в понедельник; если его не предупредить, он, вероятно, не захочет менять планы и пропустит обед у Лонгстаффов. Опять-таки, если он приедет только на понедельник, то упустит случай поухаживать за мисс Мельмотт в субботу. Леди Карбери желала, чтобы Феликс пробыл тут как можно дольше, а для этого он должен знать, что наследница уже приехала. Затем леди Карбери вернулась и час или два просидела у себя в комнате над статьей для «Утреннего завтрака» – уж в чем ее нельзя было упрекнуть, так это в безделье. Позже, гуляя по саду, она прокручивала в голове замысел новой книги. Что бы ни случилось, она будет бороться. Если семейство Карбери постигнут неудачи, то не по ее вине.

Генриетта весь день провела в одиночестве. Она не видела кузена с завтрака до того времени, когда он вышел в гостиную перед обедом, но думала о нем каждую минуту – какой Роджер хороший, какой честный, насколько он вправе рассчитывать хотя бы на ее доброту. Маменька говорила так, будто он уже умер и похоронен – и все из-за любви к ней. Неужели Роджер и вправду настолько постоянен, что не женится, если она ему откажет? Генриетта думала о нем с нежностью, какой не испытывала раньше, и все же это не было любовью. Возможно, ее долг – выйти за Роджера без любви, потому что он такой хороший, но она была уверена, что не любит его.

Вечером пришли епископ, его жена миссис Йелд, Хепуорты из Эрдли и отец Джон Бархем, католический священник Беклса. Таким образом, за столом собрались восемь человек – наилучшее число для обеда в смешанном обществе, особенно если в доме нет хозяйки, чей долг – сидеть напротив хозяина. В данном случае мистер Хепуорт сидел напротив Роджера, епископ и священник – друг напротив друга, а дамы – по четырем углам. Роджер, хотя никому о таком не говорил, много об этом думал, считая обязанностью хозяина всячески заботиться о приглашенных. В гостиной он был особенно любезен с молодым священником и представил его сперва епископу с женой, затем родственницам. Генриетта, наблюдавшая за Роджером весь вечер, думала, что он истинное зерцало учтивости. Все это она, конечно, видела и раньше, но никогда не приглядывалась к Роджеру, как сейчас, после слов матери, что он умрет бездетным холостяком, если она не станет его женой и матерью его детей.