Вот мы и встретились

- Нашему современному зрителю обрыдли тягучие нравоучительные пьески, требующие драматического сопереживания. Переживаний у наших людей и на жизненной сцене хватает, а на нашей мы должны – просто обязаны! – дарить им радость и забвение от повседневных тягот. Поэтому - долой заумные, так называемые, классические пьесы! Новая культура требует только развлечений. Я, конечно, не против классики, но её пора обновить, приспособить к нынешнему энергичному молодому зрителю: убрать максимум тяжеловесных декораций, одеть артистов по-современному и дать им молодёжный язык, обогащённый понятным сленгом. – Он остановился перед Марией Сергеевной. – И побольше юмора, не английского, а чёрного, дворового и посмачнее, чтобы не смеялись, а ржали, - и громко засмеялся, показывая, как надо ржать.

- А как насчёт пошлятины? – опять спросил кто-то в узкую напряжённую спину.

И опять театральный оракул, повернувшись, не нашёл глазами любознательного члена молчащей труппы и пояснил ему и всем:

- А что вы понимаете под пошлятиной? – Никто не нашёлся с достойным ответом. – В забытые времена прошлого века пошлым считалось обнажить ножку выше колена. – Кое-кто из труппы ещё помнил те дегенеративные времена, но упорно прятал сведущие глаза от осовременившегося режиссёра. – А сейчас? – Все ждали детальных пояснений, как же сейчас? – Сегодня никто не увидит ничего зазорного даже в полностью обнажённом и красивом женском теле. – Кое-кто из труппы скрытно почмокал повлажневшими губами, а Валерик, наиболее приближенный в спектакле к такому, широко и плотоядно улыбнулся. – Кстати, Лиза и Аня, очень прошу, даже настаиваю, не стесняйтесь показать свои красивые прелести – от вас не убавится, а спектаклю прибавится.

- И в кассе – тоже, - опять негромко дополнил всё тот же скрытный голос.

- Разве это плохо?

- Нет, нет! – заблажила согласно вся труппа. – Хорошо, хорошо!

Коммерческий директор и по совместительству главный режиссёр удовлетворительно улыбнулся.

- Нашим постоянным зрителям, особенно из числа уважаемых представителей малого бизнеса, нравятся такие сцены. А кто платит, тот и музыку заказывает. – С этим тоже никто спорить не захотел. – Сегодняшний успешный театр должен соответствовать интеллекту и образованности постоянного зрителя, - тянул свою художественную линию модернизированный режиссёр, - и ни в коем случае не обгонять. Всё пустобрёхство о том, что театр должен чему-то учить, куда-то вести – примочки для больного СПИДом. Он должен развлекать. – Аркадий Михайлович опять остановился напротив своей «любимицы». – Тебе-то, конечно, всё, о чём я толкую, до лампочки? Ты-то у нас известная целомудренница и обнажаться не станешь?

- И не надейтесь! – с яростью ответила она, а он закачался с носков на пятки, соображая, как бы её побольнее уязвить.

- Тебе надо идти работать в Горьковский МХАТ, - произнёс с таким презрением, будто хуже места для актёра и не найти.

Мария Сергеевна рассмеялась.

- Дадите положительную рекомендацию?

Он продолжал качаться, сузив злые глаза. Отпускать талантливую молодую актрису не хотелось, он всё ещё надеялся обломать строптивицу с помощью еврейской настойчивости и обманного обхождения. Да и она пока побаивалась переходить в другой театр, где нужно будет всё начинать сначала - а ей уже перевалило за 30 – и снова вживаться в новый коллектив со своими внутренними дрязгами, и снова уживаться с новым режиссёром, хотя и точно знала, что в этом театре и с этим режиссёром творческого союза у неё не получится. Аркадий Михайлович, уже в который раз, решил отложить разрешение конфликта до лучших времён, во всяком случае – до конца нового спектакля, и объявил перерыв.

Когда все облегчённо разместились в гримёрке и начали разгрузочный трёп, не имеющий никакого отношения к пьесе, быстрым шагом вошёл Главный, не спрашивая разрешения, взял со столика Анны хот-дог, незамедлительно вложил в рот и так же стремительно удалился.

- Всунула? – требовательно спросила Мария Сергеевна.

Анюта отвела коровьи глаза в сторону, выбрала себе любимую сосиску в тесте потолще и безразлично ответила:

- Нет.

- Почему? – стараясь поймать её взгляд, допытывалась Маша, но Анна не отвечала и, больше того, для надёжности заткнула себе рот хот-догом. – Предательница! – обозвала заговорщица. «Предала, скотина, ради корыстной близости к начальству», - поняла она простодушную толстушку. Поняла и не осудила: - «Всё просто, как божий мир!». В дальнем углу гримёрки нашла Верку. – Анка скурвилась!

Однако злую подельницу нисколько не затронуло важное сообщение. Сморщив нос в отвращении к новости, она, тоже пряча глаза, подлила воды в огонь:

- А мне до фени ваши труппные дрязги! – и, коротко взглянув на сообщницу, оглушила своей новостью: - Утром была у гинеколога: уже два месяца!

- Подзалетела?