Читаем Вот какой Хармс! Взгляд современников полностью

В. В.Это не имеет, конечно, никакого отношения, но это обстоятельства, которые никогда не забываешь. У нас был общий с ним следователь, хотя мы в разную с ним пору попали туда. (Смеется.)Ну этих, Бахтерева и Разумовского [59]вы знаете?.. А Ягдфельда [60]?

В. Г.Он может знать?

В. В.Конечно! Это никуда не входит, это для вас, в копилку. Я не помню, через какой интервал он познакомился с моимследователем. Я там вместе с Введенским эту школу проходил. В Ленинграде было, собственно, два специалиста по художникам и писателям. Вероятно, были и другие, но во всяком случае большинство художников и писателей, которые имели счастье познакомиться с этим учреждением, неизбежно сталкивались, как выяснилось, помимо прочих сотрудников этого учреждения, с двумя следователями, которые явно специализировались на художниках и писателях и очень хорошо нас знали. Так, мне, после того как я сам с ними встретился, когда я их интересовал как таковой, привелось с одним из них встретиться в то время, когда этот следователь имел дело с Даниилом Ивановичем.

Эти два следователя работали вместе, — по очереди допрашивали, иногда вдвоем, причем назывались они в Ленинграде Сашка и Лёшка [61]. Лёшка был, как он сам объяснял, литературовед, занимался Горьким и даже напечатал какую-то статью до этой своей карьеры. Кто был второй, я не знаю, — может быть, его по комсомольской линии направили, он был редкостного добродушия человек. И склонный к веселью, человек был жизнерадостный. Тот, второй, специалист по Горькому, человек был мрачный.

И вот в ту пору, когда там был Даниил Иванович, я был вызван в качестве свидетеля к этому жизнерадостному следователю, но по совсем другому делу. Выяснив, что я абсолютно бесполезен по существу того вопроса, который его интересовал, он мне стал рассказывать про Даниила Ивановича, понимая, что я его знаю. Так, по существу наших отношений и обстоятельств нашей встречи, какой бы то дружеской беседы быть не могло. Но так, видно, его само это знакомство с Даниилом Ивановичем переполнило, что он был рад случаю поделиться с человеком, который это поймет и оценит. Смысл, общий смысл того, что он мне рассказал, сводился к тому, что он никогда не встречался с такими подследственными. И что даже вообще могут быть такие люди.

Даниил Иванович вел себя с ним абсолютно серьезно, корректно, то есть ничем не отличался от среднего человека. На его вопросы отвечал очень обстоятельно, то есть, собственно говоря, исчерпывающе, с точки зрения самого этого процесса следствия. Но каждый раз, когда на какой-то вопрос он получал именно вполне серьезный ответ, он, как человек, конечно, склонный, расположенный к юмору, начинал хохотать. А Даниил Иванович делал вид, что он обижается. Причем его тогда поразила какая-то невероятная способность при таких неблагоприятных, в общем-то, условиях к таким глубоко остроумным экспромтам.

В. Г.Хохотал следователь?

В. В.Да, да. Хохотал... Его поразило остроумие Даниила Ивановича, которое подавалось абсолютно серьезно. Причем, так как человек он был, в общем-то, достаточно примитивный, он понял, что с точки зрения своих обязанностей он, по существу, ничего не делает того, что от него требуется, то есть следствие не ведет, а подследственный его развлекает. И он мне сказал, что, подумав, решил отказаться от ведения следствия, настолько Даниил Иванович держал его в руках и не давал ему идти по стандартному пути, которого требовали от него эти служебные обязанности.

Мне (смеется)прекрасно запомнилась изумительная деталь, которую он мне сказал. Комнаты, в которых происходили встречи арестованных со следователями, не имели никакого убранства, кроме трех стульев и стола, за которым сидел следователь. Я сам этого не помню, но он мне сказал, что у дверей был половичок, — вытирать ноги. При втором или третьем допросе Даниил Иванович уже в начале сказал этому Сашке так называемому...

В. Г.Сашкабыл веселый?

В. В.Сашка, Сашка, Лёшка был специалист по Горькому. Даниил Иванович сказал, что беседе мешает половичок, который был за спиной у него, у Даниила Ивановича. Мешает потому, что от следователя силуэт проецируется не на гладкую дверь, а на половичок, и это-де, мол, следователя отвлекает и мешает сосредоточиться. Следователюмешает сосредоточиться. Когда тот засмеялся и сказал: «Это же ерунда!», то Даниил Иванович сказал: «Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы, пока вы не создадите для себянормальной обстановки для вашей работы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии