Восточный проект

Рассказывая о своем посещении Марины Смуровой, Володя, разумеется, ни словом не обмолвился Поремскому о той «безумной ночи любви», которую провел у свидетельницы. Он и сам, как человек достаточно твердых, несмотря на некоторые издержки, принципов, вспоминая о своих ночных приключениях в чужой постели, в общем-то и не мыслил об их повторении, внутренне краснея от слишком уж ярких отдельных видений. И вот теперь, когда в его и Поремского руки попала кассета с разговором, который вел Юрий Игоревич Потемкин с «неизвестной» женщиной в ее доме, а фамилию ее спецам определить пока не удалось, Яковлева словно в грудь ударило. Ну, точно! Он мгновенно вспомнил и словно стонущие от неутоленного желания, и одновременно бодрые, и сердитые, даже злые интонации Марины Евгеньевны. И сказал об этом Поремскому. Тот, пожалуй, и не удивился. Стало понятно, во всяком случае, почему, еще до того момента когда она начала жаловаться на трудные отношения со своим мужем, они с Потемкиным долго обсуждали вопрос о том, кто станет временно исполняющим обязанности министра. Ну конечно, с кем же, как не с женой Смурова, и обсуждать Потемкину столь важную государственную проблему…

Они разговаривали долго. Коснулись и расследования убийства — это теперь трактовалось однозначно, Потемкин сказал, что те сведения, которыми он располагает от Алексея Петровича, пока не могут показать ему всей картины — что следователям известно, а что нет. Но то, что «гвардейцы» Жорки засветились, — это уже бесспорно, и вся надежда остается лишь на личное доброжелательное отношение министра к Митрофанову. Может, на высоком уровне и удастся погасить назревающий скандал. Во всяком случае, сведения такие у него, Потемкина, имеются.

А когда у них там беседа от слов вдруг как-то сразу и без предисловий, без подготовки, перешла к делу, да такому бурному и стремительному, что стало ясно: это у них уже не в первый раз, вот тут Володе, помимо собственной воли, пришлось покраснеть, на что немедленно отреагировал хитрый и язвительный Поремский.

— Э-э, брат! — иезуитски захихикал он. — Что я вижу?! Вот она, кошка, которая чужое мясо съела! А то он — мне: «Побеседовали, кое-что есть… информация скудная… баба темпераментная, с одного на другое перескакивает…» Я вижу теперь, как перескакивает! Это что же, она, поди, и тебе жаловалась на холодность Смурова к ее страдающим прелестям? И как ты отреагировал, а? Словом или конкретным делом, как подобает полнокровному розовощекому мужчине? Ну, колись, опер!

И Поремский восторженно захохотал, хлопая себя по ляжкам и окончательно смутив Яковлева. Но быстро посерьезнел.

— Я вот чего думаю, Володя. Ты эту кассету с воплями еще разок внимательно прослушай, тебе ж, полагаю, не впервой, но я имею в виду то, что касается полезных для нас с тобой сведений. И обобщи. Ну а чем они там занимаются, тебе, конечно, виднее, — он снова хохотнул, — но ты все-таки прослушай до конца. Я искренне сочувствую твоей ревности, однако ничего не поделаешь — существует и оперативная необходимость. Не исключаю, что где-нибудь в перерывах, в антрактах или в конце, как это часто бывает у давних любовников, которых мучают одинаковые проблемы, а так оно, видно, и есть, они запросто могли вернуться и к нашим вопросам. Знаешь, расслабились, потом то, другое… В общем, я слушать больше не хочу, а то у меня вкус к размеренной жизни пропадет, а ты уж, как говорится, пожертвуй личным ради общественного… Плохо, очень плохо, никак не можем мы выйти на заказчика. Ни слова о нем, заметил?

— Так-то оно так, — вроде бы согласился Яковлев, — но ты же сам слышал только что: «А что он скажет по поводу такой засветки?» Сказано — «он»! Это ведь, я думаю, не о министре, а о ком-то другом.

— Володь, давай не будем сейчас обсуждать, проанализируй…

Все правильно говорил Поремский, и Яковлев его прекрасно понимал. Действительно, слушать бесконечные страстные вопли женщины — а у бедного Володи она так и кувыркалась перед глазами, да еще в таком виде, что самому стонать хотелось, — было физически невозможно. Но Яковлев, собрав воедино всю волю, постарался абстрагироваться и вообразить, будто слушает фонограмму какого-то банального западного порнофильма, изображение у которого пропало на экране. И ничего, пошло дело, он стал вслушиваться в слова. И во время одной из пауз поймал именно то, на что так надеялся Поремский.

Совершенно спокойным, будто она не орала только что истошным голосом, Марина спросила у Потемкина:

— А что, Юрочка, ты так мне и не ответил, этот противный Аркашка до сих пор не звонил, не интересовался?

— А ты откуда про него знаешь? — Заметно было, как насторожился Потемкин, даже тяжело дышать перестал.

Интересно, куда ему сумели воткнуть микрофончик эти лихие ребята — специалисты из особого дивизиона ГУВД? Наверняка в одной из деталей костюма… Яковлев вспомнил, что и у него «любовь» с Мариной началась почти спонтанно, и он на руках потащил ее в постель, возле которой уже и сам разделся… Ну да, значит, в одной из шмоток. Чистая запись, однако…

Ну и что она ответит на вопрос?