Несколькими ударами тяжёлого ножа лесник свалил граб, деревцо рухнуло на землю. Упал и обессиленный олень. Трос удавкой тянулся к его горлу. Осторожно, чтобы не попасть под нечаянный удар копыта, Молчанов подошёл и прижал голову оленя к земле. Олень сделал слабую попытку приподняться, у него не оставалось сил, чтобы противиться человеку. Животному ведь нельзя доказать, что есть люди злые и есть добрые. Когда один из злых впервые убил на виду целого стада оленя, люди, с точки зрения уцелевших и всех последующих оленьих поколений, были целиком зачислены в разряд коварных и жестоких врагов. И пребывают в этом нелестном звании по сю пору.
Егор Иванович ослабил петлю. Она ссадила кожу, шея животного кровоточила. Снять тросик оказалось уже нетрудным делом. Олень только слабо перебирал ногами и тяжело мычал.
— Не спеши, милок, дай я полечу тебя, — сказал лесник и, достав из карманчика рюкзака пузырёк, полил тёмной жидкостью рану на шее. — Ну, а теперь беги.
Он отпустил рога, шлёпнул ладонью по крупу. Олень вскочил было, но зашатался и со стоном упал. Глаза его закрылись.
— Ослабел ты, милок. Полежи, отдышись.
Егор Иванович отошёл в сторонку и стал внимательно рассматривать землю около предательской петли. Он даже вскрикнул от удивления.
На сером суглинке за только что срубленным грабом отчётливо виднелись следы очень знакомых сапог: крупная ёлочка и поперечные полосы каблука.
Лесник подозрительно огляделся. Неужели опять старые знакомые? Или все браконьеры Кавказа — черт бы их побрал! — обуты в одинаковые сапоги?
Олень собрался с силами, поднялся и, косо оглядываясь на своего спасителя, с трудом пошёл в сторону. Но не прошло и трех минут, как послышался треск валежника, и он стремглав пробежал вниз, к реке. Какая опасность придала ему силу?
Егор Иванович лёг за мшистый камень и затаился. Он умел ждать. Прошло пять, десять, пятнадцать минут, в лесу ничто не нарушило тишины, и Молчанов подумал, что олень испугался какого-нибудь пустяка. Ожегшись на молоке — дуешь на воду…
И все-таки ждать придётся. Раз петлю настроили — явятся проверять.
Что за изощрённые злодеи! Вероятно, они отказались от выстрелов. На звук винтовки кто-нибудь да прибежит. Тогда решили прибегнуть к петлям и, может быть, к капканам. Лес становился опасным. Это как мины. Ведь в стальной капкан может угодить не только животное, но и человек, петля не разбирает, кого вздёрнет к небу. И не каждый раз к несчастному придут на выручку. Одно успокаивает: здесь мало кто ходит. Разве какой-нибудь шальной искатель приключений из числа летних сочинских гостей вздумает пройти напрямик к перевалам. Горе ему, если на пути неожиданно окажется браконьерская ловушка!
Лесник отошёл от тропы шагов на семьдесят, выбрал место под скалой, обросшей самшитом, но так, чтобы видеть тропу как можно дальше, и, не разведя костра, улёгся на кучу свежих веток.
Сутки, а может быть, и больше придётся провести здесь.
Самур, напугавший оленя, тоже залёг недалеко от хозяина. Он все время чувствовал его запах. Он ждал, что сейчас запахнет дымом костра и варёным мясом, но эти волнующие запахи бивуака почему-то не появились, хотя папиросный дымок ощущался довольно хорошо.
Лежать ему скоро надоело, захотелось есть, и Шестипалый пошёл поохотиться. За крупным зверем он идти не мог и отправился на скалы, заросшие шиповником и кизилом, в надежде словить там зазевавшегося тетерева.
Ему повезло. Самур наткнулся на гнездо и разорил его, пообедав глупой тетёркой, которая считала, что если спрятать в валежнике краснобровую свою голову, то враг ничего другого не увидит.
Самура донимали комары, и он забрался повыше на скалы. В горах есть много таких мест, где спокойный склон, поросший лесом, вдруг неожиданно обрывается отвесной стеной или расщепляется на белые останцы с кизиловыми островками на вершинах и бездонными провалами по сторонам.
Самур перепрыгнул через тёмную, неширокую трещину и очутился на крошечном продолговатом пятачке среди розового барбариса и тонких деревьев граба. На высокой скале не было комаров, здесь свободно тянуло прохладным воздухом, а в три стороны открывался необыкновенно красивый вид на узкую зеленую долину и на небольшой, приподнятый над долиной лесистый цирк, углублённый в гору.
С самого края этой лесной глухомани к небу лениво подымалась струйка прогоревшего костра.
Самур насторожился. Сонливость, овладевшая им после охоты, исчезла. Вытянув чуткий нос, Шестипалый тщательно исследовал запахи. Ничего нового они не принесли. Слишком далеко этот костёр.