Восточный кордон

И все-таки не глаза, а острое обоняние предупредило его об опасности. Ветерок, прибежавший на помощь солнцу, чтобы скорее обсушить и привести в порядок размоченный лес, этот озорной ветерок накинул вдруг слабый запах дыма, усложнённый какой-то примесью. Похоже, что недалеко горел жаркий костёр, на котором коптили мясо. Чуждый лесу запах и потому особенный, вызывающе-заметный в чистом воздухе высокогорья.

Егор Иванович остановился и тут же пожалел, почему не взял с собой Самура. Сейчас что-то будет.

Крадучись пошёл он через лес, навстречу слабому запаху. Белые, с лёгкой прозеленью стволы бука уходили ввысь метров на тридцать и создавали там зелёный свод лесного храма, торжественного и строгого, каким может быть по-настоящему только храм нерукотворный.

Запах усилился. Он шёл из одной особенно густой заросли лещины. Впереди подымался метров на шесть каменный взлобок. Он вырывался из буковой тени и потому густо зарос кустами. На него предстояло подняться.

Что там, за кустами, Молчанов не знал, но догадывался, какую смертельную опасность для него может таить место, где горит запретный костёр. Все-таки он начал подходить к возвышенности, переходя от ствола к стволу, оглядываясь и держа карабин на изготовку.

Лёгкий свист вдруг раздался левей бугра. Лесник мгновенно отскочил за ствол и высунул вперёд карабин. Свист повторился. Значит, заметили. Потом минутная тишина. В той же стороне мелодично запел серый дрозд. Запел — и вдруг на какой-то ноте запнулся, умолк. Опасность!

Когда Молчанов, переждав несколько минут, снова двинулся к таинственным зарослям, из-за камня справа грохнул выстрел и рассыпался на сотню повторов. Стреляли в него. Пуля сорвала кусок коры с букового ствола в каких-нибудь пяти вершках от головы. Брызги древесины резанули лесника по щеке. Фуражка с золотыми листьями над лакированным козырьком слетела. Он тоже упал как подкошенный, но упал очень умело, так что очутился за мшистым камнем, а ствол его карабина уже торчал в ту сторону, где затаился преступник. Война объявлена.

Замолчал лес. Тишина. Улетел беспечный дрозд, до смерти испуганный грохотом. Забился куда-то зяблик. Все насторожилось. Ладно. Выждем. Кто — кого. Минут через пять над дальним камнем сбоку кустов поднялась рука с ружьём. Браконьеру не терпелось глянуть на дело рук своих. Конечно, он думал, что убил лесника. В ту же секунду раздался ответный выстрел. Хотя кровь, стекая по щеке, мешала Егору Ивановичу, он остался верен своему охотничьему правилу — поражать цель с одного выстрела. Рука бандита повисла, ружьё звякнуло о камень и свалилось на эту сторону. Человек спрятался за укрытием.

Отмщение пришло. Молчанов ещё полежал, украдкой вытирая кровь с пораненной щеки. Он знал, что если в него ещё будут стрелять, то не отсюда, а, скорей всего, со стороны заросшей возвышенности. Он вскочил и, петляя между деревьев, помчался на взлобок, как в атаку.

Сквозь кусты он прошёл, словно бегущий олень, — тараном. И очутился на пустой поляне. Здесь горел длинный костёр. Языки пламени лизали три сухих бревна, возле них грудилось много жарких углей. Давно горит. Над костром был устроен навес из увядших веток и толстая жердь на козлах. А на этой жерди висело мясо: провяленные, слегка закопчённые окорока, грудина, нарезанные куски. Цех переработки. Вот как организовали! Только мастеров у огня, конечно, не оказалось.

Молчанов закинул за плечо карабин. Опасность миновала.

Быстрым шагом направился он за камень, где остался раненый. Если и тот сбежал, то винтовку, конечно, бросил. Не до неё.

Так оно и вышло. Вот садок, примятая трава. Кровь. Обрывок рубахи, видно, руку бинтовал наспех. А по другую сторону камня валялась брошенная винтовка. Лесник поднял её, оглядел. Немецкий маузер, тяжёлое ружьё. Где только они берут эти ружья? Толкуют, что на леднике у восточных перевалов: там шли тяжёлые бои, много солдат полегло, и своих и чужих. И конечно, оружие осталось в снегу, вмёрзло в лёд. Может, и правда. Хотя ведь двадцать с лишним лет прошло.

Когда он рассматривал трофей и размышлял, раздался далёкий крик. Кричали сверху, с увала, покрытого рододендроном и падубом, в общем, из непролазной чащи. Не все разобрал он в этом гортанном, дважды повторенном крике, но слова «…попадёшься, Чернявый, отплатим…» донеслись отчётливо. Ясное дело, бесятся. Такая добыча уплыла!

Ладно. К угрозам ему не привыкать.

И Егор Иванович ещё раз, уже с досадой, подумал, почему нет Самура. Пёс не мог не слышать выстрелы. Должен был примчаться. В чем дело? Сейчас бы они по следу и накрыли мерзавцев. А идти одному нельзя, в засаду попадёшь.

Молчанов вернулся на поляну, снял с плеча тяжёлые ружья. Ощупал запёкшуюся кровь на щеке, осмотрелся.

Мясо все вялилось. Много мяса, килограммов двести. Значит, не одного свалили. Он пошёл по кустам. Ага, вот и шкура, безрогая голова. Порядочная ланка. Наверное, пришла на рёв оленя. Жалко зверя. Но уже не вернёшь. Второй шкуры он не нашёл. Теперь новая задача — как вынести добро к дороге? Придётся послать Самура с запиской к пастухам.

Но где же пёс?..

4