Истосковавшись по человеческой ласке, Рыжий отыскал километрах в двух от дома туристскую тропу и долго караулил людей, потягиваясь от предвкушения счастья, когда тёплая рука дружески потреплет его по загривку. Но так и не дождался. Сезон туризма кончился. Зато он нашёл отличное место для охоты и благоденствовал там добрые сутки, пока вдруг не напоролся на ужасные следы дикого кота, которые заставили его содрогнуться от предчувствия беды. Этот далёкий сородич спуску не даст, от него не спасёшься на дереве, как от лисы или волка, от него вообще не спасёшься, он в пять раз больше, в десять раз сильней, следы его лап отчаянно крупные, а когти… О, лучше не думать о когтях дикого кота! Домой, домой!
В лесной хате кот снова почувствовал себя в безопасности и уснул. Поэтому Рыжий и не успел встретить хозяина на тропе. Вопли радости раздались, когда лесник уже вошёл во двор. Кот бесцеремонно запрыгнул ему на плечо и, нежно потираясь, замурлыкал все новости, от которых его прямо-таки распирало. Но хозяин не стал слушать новостей, он снял кота, погладил и опустил на землю, положив перед ним добрый кусок вяленого мяса, которое Рыжий тут же запрятал под дровами на чёрный день. Обойдя дом, Егор Иванович нашёл все в порядке, затем достал из тайника трофейную винтовку для Александра Сергеевича и принялся её чистить. Кот топтался рядом.
— Как ты хозяйничаешь? — спросил Егор Иванович и, не получив, конечно, вразумительного ответа, добавил: — Самура не встречал? Нет? Ничего, завтра мы его увидим.
Но это «завтра», к сожалению, ничего доброго не принесло Молчанову. Он явился на пасеку и, к удивлению своему, увидел там нового человека. Не перебивая, выслушал насмешливый рассказ цибинского напарника о происшествии на пасеке. Как только хлопец не украшал свой рассказ! Но Егор Иванович так ни разу и не улыбнулся. Он-то понимал всю эту историю куда лучше, чем смешливый и легковерный паренёк, который живо, в образах, с жестикуляцией представил, как из одного Самура на глазах Цибы появились два серых волка, как упал он с прокушенной рукой и как потом безжалостный фельдшер врезал пасечнику укол за уколом то в мягкое место, то в живот. Потеха!
Молчанов сидел и сурово слушал. Вот какие тут дела… Кого винить, как не самого себя?
В Камышки он не пошёл, потому что дорожил временем. Все равно ведь Самура там нет.
Молодому пасечнику сказал:
— Вот что, хлопец. Для тебя история с собакой сплошная потеха, а для меня горькая утрата. Не скалься. Понять тебе все это трудно. Цибе передашь, что за Самура не виню. Но он не выполнил моё распоряжение: не сдал мяса, не написал объяснения о том, как убил медведя и где его оружие. Вернусь домой, составлю документ, и пусть он больше сюда носа не кажет. А ты берись за пасеку всерьёз и надолго. Но смотри: если начнёшь тут с ружьишком баловаться, не взыщи!
— Что ты, дядя Егор! Я ж никогда…
— Ладно, моё дело предупредить.
Он стал собираться.
— Куда ты, дядя Егор? — полюбопытствовал хлопец.
— На кудыкино поле, — не очень вежливо обрезал лесник чересчур любопытного паренька и пошёл по тропе назад, немного ссутулившись под тяжестью рюкзака и двух ружей.
На другой день, уже к заре, Молчанов заявился на Прохладный.
Александр Сергеевич лежал в своей каптёрке и курил перед сном.
— А, это ты! — сказал он и отложил сигарету. — Ружьё принёс?
Молчанов сунул ему винтовку. Сергеич деловито оглядел её и провёл пальцем по зарубкам на ложе.
— Эко, сколько он животины погубил!
— Кто «он»?
— Само собой, кто. Твой стреляный. Зарубки видишь? Это они, гады, отмечают, сколько туров и прочей живности прикончили. Вот тут семнадцать зарубок, понял? Ну, попадётся он мне…
— Мне вот попался, да не совсем.
— На второй раз словим основательно. Не вырвется.
Лесник достал кружку, налил чаю. Сергеич тоже за компанию налил себе. Помолчали, прихлёбывая кипяток, заваренный листом чёрной смородины. Над столом горела семилинейная керосиновая лампа с разрисованным абажуром. Пиликал в стенке сверчок. Совсем домашняя обстановка. Забывается, что вокруг на многие версты безлюдье, чёрные леса, непроходимые реки, что высота и глушь, каких уже мало на нашей всерьёз обжитой планете.
— Как твои медведи? — спросил Егор Иванович.