— С ним что-то случилось, — сказала женщина. — Надо что-то делать. Идти на помощь, может быть.
— Осмелюсь предположить: ничего с ним не случилось. Просто остановил на дороге машину и пустился по своим делам. В конце концов, он не обязан…
— Перестаньте, Граве, — произнесла Ева таким тоном, что у инженера пропала охота продолжать. — Оставайтесь, если вам страшно, а я пойду.
— Лучше уж всем вместе, — у слышала она сзади.
— Дан! Откуда вы взялись?
Он подошел совершенно бесшумно — вынырнул из-за автобусной будки и остановился, чуть усмехаясь. Щеку его пересекала свежая царапина, на груди висел автомат.
— Почему так долго? — спросила Ева, и в голосе ее промелькнула капризная нотка. — Мы уже боялись за вас. Особенно Граве.
— Нет, — сказал Граве, — доктор и тут не уступала первенства.
— Стоял на перекрестке, хотел дождаться машины.
— Не дождались, — констатировал Граве.
— Их просто нет. Ни единой.
— Откуда у вас это… оружие? — строго спросила Ева.
— Нашел, — очень серьезно сказал Милов. — Оно там валялось, я и подобрал.
— А оно стало сопротивляться и оцарапало вам лицо?
— В этом роде.
— Постойте. Царапину нужно прижечь. У меня есть…
Она выудила из сумочки флакончик. Попрыскала. Странный, горьковатый аромат расширил Милову ноздри, заставил глубоко вдохнуть воздух.
— Чистой воды «Березка», — определил он.
— Не знаю, что вы имеете в виду, Дан. Это парижские…
— Нет, это у нас такая терминология, Ева… Так вот, дорогие спутники: машина нам пока не светит. Придется все же двигаться самым примитивным способом — пешком.
Ева вздохнула:
— Если вы не побежите слишком быстро, буду вам очень благодарна.
— А знаете, что? Давайте-ка, я понесу вас! Милов вдруг понял, что ему очень хочется взять ее на руки — нет, посадить на плечи и нести.
— Нет, Дан, я привыкла стоять на своих ногах. Как вы думаете, эту воду можно пить? У меня пересохло горло…
Милов отрицательно покачал головой. И не только потому, что в этой же канаве, только там, подальше, лежал труп.
— Ева, вы же врач, сами понимаете, что нет. Эту воду пусть пьют наши враги.
— Где же найти другую?
— В двух шагах от вас, красавица.
На сей раз Милов произнес это слово с легким сердцем: Ева успела смыть грязь с лица, причесаться — волосы не висели более бахромой, — и даже подкраситься немного; потерять туфли — не так страшно, но сумочку со всеми необходимыми принадлежностями она из рук так и не выпустила.
— Где же?
Милов завел руку за спину, а когда вытянул — в ней была плоская фляжка.
— Пейте, отважный доктор… А вы, господин Граве, наверное, не отказались бы от чего-нибудь покрепче? Вот, держите.
— Как вам удалось раздобыть это, господин Милф?
— Я же творил вам: на этой дороге можно найти все, что угодно.
— Что-то очень крепкое, — Граве вытер губы.
— Из солдатского репертуара. Ну, что же: вперед! На шее паруса сидит уж ветер!..
Теперь можно было идти смелее, но Милов тем не менее внимательно наблюдал, не отвлекаясь на разговоры. Солнце поднималось все выше, изредка налетали порывы ветра, и тогда по дороге навстречу идущим с шуршанием бежали клочья бумаги, сухие листья (теперь деревья начинали терять листву уже в середине лета, и даже сосны не так крепко держали хвою), поднимались облачка пыли; порой ветер приносил отзвуки непонятного гула. Идти приходилось все медленнее — Ева уже явственно прихрамывала, но на новое предложение Милова — взять ее на плечи — лишь отрицательно покачала головой. И Граве заметно нервничал: видимо, непонятное всегда раздражало его, беспокоило, выводило из себя.
«Человек регламента, — подумал о нем Милов, — таким приходится трудно, когда часы начинают показывать день рождения бабушки. Приободрить бы его немного, а то он ведь и женщину до города доставить не сможет…»
— Ничего, господин Граве, — весело молвил он, — не унывайте, ничего плохого ведь, по сути, не происходит. Вспомните: мало ли что бывало в двадцатом веке: войны объявленные, войны необъявленные, войны внутренние… и ничего — живем!
— Может быть, в вашей стране к этому привыкли, — нехотя ответил Граве, — у вас, действительно, чего только не бывало…
— Вот тут вы не совсем правы: на экологической почве у нас как раз до такого не доходило. Пока, во всяком случае.
— Видимо, вы все же бережливее относитесь к природе?