Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

командиров, а также гражданских лиц.

...Утром, на рассвете, мы увидели, что с той стороны, в которую мы

отступали, на нас идут немцы. Шли они так, как сейчас показывают в кино: рукава

засученные, автоматы на изготовку, что-то кричат по- немецки. Наши долго не

стреляли. Я тогда даже невооруженный был. Наши их подпустили метров на

пятьдесят, а потом открыли ураганный огонь. Немцы кинулись кто куда. Они

хотели окружить нас, но у них не получилось. Тогда они отошли за холм,

организовались и начали идти по улице, отбивая у наших дом за домом. Я

спрятался в здании школы, где уже прятались гражданские. Мы лежали на полу.

Одна женщина, решившая приподняться вместе со своим грудным ребенком,

была вместе с ним убита шальной пулей, которые «цвикали» над нами. Как я

потом узнал, солдаты-таджики (или какой-то другой нации, но со Средней Азии),

примерно около тысячи пятисот человек, решили сдаться немцам, они собрались

в вырытом нашими гражданскими противотанковом рву, побросали оружие и

подняли руки вверх. Из этого рва немцы их повыгоняли винтовочными

прикладами, на дороге их построили колоннами и повели. Вокруг свистели пули,

бой еще продолжался. Немцы зашли в школу и всех, кто там прятался, даже

гражданских, загнали в колонну военнопленных. На мне были военные

гимнастерка и фуфайка, хотя я присягу еще не принимал. Так я попал в плен.

Нашу колонну пленных немцы вывели из села. За четыре километра от села

немцы выгнали из колонны всех гражданских, в том числе и меня, а наших

военнопленных погнали дальше.

Было много беженцев. Я пошел по направлению к дому. В одном селе

встретил свою тетку, с которой были мои братишка и сестренка. У меня с собой

было несколько банок мясных консервов, которые я подобрал в лесу при

отступлении, эти консервы я отдал тетке, которая тут же послала меня поискать

12

чего-нибудь съестного, хоть корку хлеба. Я отправился в деревню по тропинке

через посевы ржи, и меня заметили мадьяры, служившие у немцев в тыловых

частях. Мадьяры сидели в повозках, каждая из которых была запряжена шестью

огромными лошадьми. Повозки двигались по направлению к передовой. Заметив

меня, мадьяры стали мне что-то кричать на своем языке. Хоть я и не понимал их

слов, все же решил подойти. Они спросили: «Партизан?» Я сказал, что я — не

партизан, что иду к матери. Штаны у меня были завернуты, я был босиком.

Мадьяры посмотрели, что у меня длинные и грязные волосы, а слово «мама»

почти международное. Тогда один из мадьяр взял кнут с проволокой на конце и

три раза стеганул меня по босым ногам. Была страшная боль, даже кровь

выступила, а мадьяры захохотали и поехали дальше. Я боялся, что они

выстрелят, но этого не произошло. Я вернулся к тетке, и вскоре мы вчетвером

вернулись в свое село.

Во время движения по дороге мы тащили тачку. У некоторых в тачку были

запряжены коровы. Немцы со своих грузовиков и открытых грузовых автомашин,

с которых «на всю вселенную» играла музыка, фотографировали нас. После

фотографирования они, глядя на нас, взрывались хохотом. Вместе с немцами в

машинах были огромные овчарки.

Вернулись в наше село. Вокруг были видны следы тяжелого боя. На ветках

деревьев висели человеческие внутренности. Был июль. Жара страшная. Вонь

ужасная. Смотришь, лежит у дороги убитый в шинели, а под ней — одни кости,

мясо черви съели; за две недели одни кости оставались от человека или

лошади...

Нас забрала к себе жить тетка, сестра нашей матери. У ее мужа остался

сруб, и он с моей помощью его отремонтировал. Вместо крыши, без стропил,

положили солому. Так и жили. В зиму с 1942 на 1943 год немцев разгромили под

Сталинградом, и они стали отступать, особенно румыны и мадьяры. Не стали

воевать за немцев эти ихние союзнички. В эту зиму в нашей деревне оказался

Василий, по прозвищу Галей. Он еще до войны был командиром Красной Армии.

Откуда он взялся в нашей местности в то время, мы не знали, может, из плена

сбежал. Василий нас, ребят, собрал и спросил: «Оружие есть?» У каждого из нас

были автоматы, гранаты и винтовки. И Василий предложил нам, пацанам, под его

предводительством нападать на небольшие группы отступавших немцев и

мадьяр.

Как-то в нашей деревне, в одном из домов, остановился немецкий взвод,

человек тридцать. На санках, которые они тащили вручную, лежали продукты. Мы

послали к немцам одну женщину посмотреть, как они расположились. Ночью мы

их не тронули, а утром, когда они тронулись в дорогу, мы их обстреляли. Двое

немцев упало, а остальные бросили саночки и убежали. Трупы этих двух убитых

немцев мы отволокли в ров. Это был первый случай. В другой раз мимо нашего

села ехала огромная немецкая машина, у которой спереди были резиновые