– Скорее всего, рак клешней за пятку цапнул, – ворчит Андрей, хватает спиннинг и убегает.
Тонкиход, между тем, продолжает путешествие, с отобранным ведром, по прибрежным отмелям в поисках раков. Он внимательно осматривает дно, переворачивает камни, коряги. Раки попадают крупные, но уж больно увертливые и приходится немало повозиться, чтобы изловить их, когда со дна поднимается муть от неуклюжих движений ловца. К тому же, работу затрудняют, склонившиеся до воды ветви ольхи и рябины, а путь преграждают массивные корни сосен, тянувшиеся прямо по дну.
На одной из веток, прямо над головой Тонкихода, раздается неприятный верещащий голос птицы. Она издает пронзительные хрипящие звуки, словно какой-то лесной старикашка продирает свое горло. Нарушитель тишины совершенно не пугается человека, напротив, из всех сил старается напугать незваного гостя.
Но пришелец невозмутимо бредет по воде дальше, собирая озерную дань, хотя, внутри чувствует дискомфорт. Крикун залетает немного вперед и опять садится над головой чужака, продолжая свою надсадно хрипящую песню. Собирателю раков слышится в этом противном крике уже угроза и предупреждение. Он проходит под самым эпицентром хрипа и чувствует, как по его спине пробегают холодные мурашки.
Крылатый тиран снова залетает вперед, преграждая путь полифонией своих трескучих звуков.
– Ну, это совсем становится невыносимым! – взмолился Тонкиход. – Ты хочешь сорвать мне такую удачную ловлю! Что, я у тебя хлеб отбираю? Ты же раков не ешь. Так что отстань от меня!
Певун, расценив монолог незнакомца как вызов, меняет на ходу тактику. С дерева уже слышится жалобное мяуканье маленького котенка. Но это не вызывает умиления у любителя раков. Ему хочется рассмотреть эту каналью, так, нахально, вмешивающуюся в его промысел.
Вот, наглец, в очередной раз, садится на ветку перед своим слушателем и громко, но нежно, мяукает, призывая к состраданию. Кошачьи стоны разносятся из тонкого согнутого клюва солиста, на вид серого, без особых примет.
Невольный зритель, не вытерпев такого издевательства, взмахивает корягой, поднятой со дна. Сорванец перелетает вглубь зарослей и, оттуда, уже несется грозное завывание дикой кошки, словно встретились на тропе любви мартовские коты. Вся эта серенада, к тому же, перемежается, холодящим душу, разбойничьим свистом.
– Это же чертовщина какая-то! – трясется от страха Тонкиход. – Соловей-разбойник, если не оборотень!
Лов раков сорван, и ловец спешит ретироваться с освистанного места. Он успокаивает свою совесть мыслью, что полведра раков хватит для небольшой компании. Возвращаясь обратно, встречает Андрея, кидающего спиннинг.
– Ну как раки? – спрашивает парень, видя понурого Тонкихода.
– Раки-то более дружелюбные, чем порхающий лешак, что сорвал мне ловлю. Так что не очень-то нам тут рады. Не хотят делиться с нами своими богатствами. Вот и твою рыбу заморочили, от того и клевала как безумная.
– Кто ж тебя так напугал?
– Подвязался ко мне серый дьявол с загнутым тонким клювом, и давай мне хрипеть, верещать, мяукать, завывать, да еще и освистал напоследок. Уж такой злыдень попал, что нервы мои не смогли стерпеть все его выкрутасы.
– Так это ж обыкновенная пищуха, – смеется Андрей. – По деревьям ползает и пищит на разные голоса. Она страху нагонять умеет, тем более на людей, как редких тут гостей.
– Неспроста она тут появилась и птичкой только кажется. Это демон в перьях, не иначе, – уверяет Тонкиход. – Бросай свою рыбалку, пойдем. Нам тут раков на ужин хватит.
– Ладно, сейчас еще побросаю и приду, – обещает Андрей и в очередной раз забрасывает блесну.
Вдруг, ход катушки останавливает натянутая леска. Намотка идет то прерывисто с остановками, то ровно, но тяжело. Есть! – это не зацепившаяся коряга и не спутавшиеся водоросли, так может сопротивляться щука, не понимая, что с ней случилось. Надо плавно подвести ее к берегу, чтобы она не увидела рыбака и не предприняла решительных действий. Раздается всплеск, и рыба показывает свою темную спину, но прочная леса и сила ловца не дают ей свободы маневра. Хитрый крючок, тоже не оставляет возможности выплюнуть обманку. Жертва покорно идет к берегу, пугая парня своими размерами.
Андрей впервые видит такого гиганта и тащит с опаской, отходя вглубь кустарника. Щука, метра полтора длиной, еще несколько раз ударяет хвостом и замирает в прибрежной осоке.
У костра все столбенеют от неожиданной картины, как Андрей тащит на плече голову щуки, а ее хвост скользит по траве. Тонкиход первым приходит в себя и по-своему пытается разрешить ситуацию:
– И куда ж ты ее, такую зеленую, тащишь? Ты посмотри – сколько ей лет? Она же стара как мир, поросла мохом и светится от накопившегося в ней фосфора! Такую, если съесть – отравиться можно! Надо бросить старушку обратно в море, пока она не издохла совсем. Ей, ведь, все двести лет, а то и триста. Она видела еще декабристов, идущих в Сибирь, а может и первых Демидовых. Праматерь всех здешних рыб, она специально ждала, когда ты ее поймаешь, чтобы умереть на берегу и избавить воду от смрадного тленья.