ВОССТАНИЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Мы давно отвыкли от длительной и быстрой ходьбы. Болели ноги, не хватало дыхания. Бог весть, сколько коридоров пришлось бы ещё пройти, если бы перед нами вдруг не вырос часовой.

– Стой! Кто идёт? – окликнул он.

– Проклятие! – прошипел Кранц и махнул рукой, давая понять часовому, чтобы тот убирался к себе в нишу и не путался под ногами.

Но солдат и не подумал подчиниться. Он стоял посреди коридора с наведенным на нас автоматом и требовал, чтобы ему доложили, кто идёт.

– «Кто идёт»? – рассвирепел Кранц, выскакивая вперед. – Я тебе сейчас покажу, кто идёт! Смирно!

– Я нахожусь на посту и вам не подчиняюсь, – заявил солдат. – Вызываю начальника караула!

Его зычный голос совсем вывел из себя Кранца. Надо же было напороться на такую дубину как раз возле коридора, в котором помещались мастерские и камеры-общежития и где следовало пройти как можно незаметней и быстрей, не подымая шума!

Вдоль стен коридора замигали разноцветные сигнальные лампочки, послышались резкие звонки. Кранц выхватил револьвер и бросился на караульного, но тот навел на него автомат.

– Бросай оружие! Стрелять буду! – предупредил солдат.

– Взять его! – скомандовал Кранц конвоирам.

Но – удивительное дело – конвоиры не двинулись с места, словно бы и не слышали команды.

Между тем на вызов спешили начальник караула и два солдата. Они выбежали из бокового коридора, узкого и незаметного. Повсюду вспыхнул свет.

– Что случилось? – спросил начальник караула.

– Этот негодяй… эта грязная свинья осмелилась… – кричал Кранц и размахивал рукой с зажатым в ней револьвером.

– Успокойтесь, герр обер-ефрейтор! – прервал его начальник караула. – Расскажите толком, в чём дело? – приказал он часовому.

Солдат доложил:

– Через этот пост дозволяется проходить только с разрешения начальника караула! Я не получал никаких указаний! В ответ на моё требование остановиться господин обер-ефрейтор бросился на меня с оружием!..

– Я тебе покажу, грязная свинья! – заорал Кранц. – Немедленно снять его с поста! – потребовал он у караульного начальника. – Обезоружить и отдать под суд!

Караульный начальник, на две головы выше Кранца, спокойно ждал, пока тот наконец перестанет кричать.

– А куда вы направлялись? – спросил он обер-ефрейтора.

– Я не обязан перед вами отчитываться! Вы мне не начальник! – снова разорался Кранц. – К тому же вам должно быть известно, какое задание я выполняю!..

– Я ничего не обязан знать, я нахожусь на посту! – оборвал его начальник караула и добавил: – Часовой поступил правильно, он не получал приказа пропустить вас! У меня нет на вас заявки, дежурный офицер мне ничего не сообщал. Вам придётся подождать, пока я выясню. Пройдите в караульное помещение.

– Никуда я не пойду! – завопил обер-ефрейтор и бросился на начальника караула.

Тот ловким движением вышиб из рук Кранца оружие и так толкнул его, что обер-ефрейтор пролетел чуть ли не полкоридора и растянулся на полу.

– Доставьте его в караульное помещение! – приказал начальник караула пришедшим с ним солдатам.

Кранц брыкался, размахивал руками, отчаянно мотал головой, угрожал кому-то виселицей, но солдаты крепко держали его. Через минуту все трое скрылись за поворотом. Нас ввели в тесную каморку возле самой ниши.

Мы ничего не поняли. Вся эта сцена длилась много меньше, чем мой рассказ о ней. Мы только чувствовали, что на наших глазах происходят очень важные события, участниками которых мы должны стать, хотим мы этого или нет. Нас даже не удивил начальник караула, убравший Кранца.

К тому же мы услышали слова «дежурный офицер», и в сердца наши вернулась надежда. А потом…

Потом мы снова увидели руку со сжатым кулаком, поднятую на уровень головы. Эта рука принадлежала начальнику караула.

Вася был прав: немногим выпадала такая доля, как нам!

И тут я в третий раз скажу: ад кан! Теперь уже в последний раз. Не знаю даже, как мне приступить к изложению этой части рассказа. Вы уже, наверно, обратили внимание на то, что по натуре я человек спокойный, немножко философ, чуть-чуть мечтатель. Мне гораздо легче рассуждать, толковать со своей мечтой, чем бросаться в неизвестность, действовать, рисковать… Не однажды ловил я себя на том, что самые высокие, самые смелые мои мечты могли бы воплотиться в жизнь даже в условиях нашего маленького, богом забытого Чермина… В подземелье же они почти совсем меня покинули, потому, что там всякое, пусть самое скромное желание становилось просто фантазией. А я никогда не умел по-настоящему фантазировать. Скажите мне, прошу пана, о чём ещё может мечтать человек, по самым скромным расчётам более трёх лет не видавший солнечного света, заживо погребённый глубоко под землёй, глубже всех мертвых?..

Но то, что мне предстоит вам рассказать, слишком велико даже для мечтателя.