Восстание в крепости

У дверей каталажки толпился народ. Люди возмущались, осыпая бранью караульного, который старался оттеснить их на середину двора. Многие не успели даже снять с плеч хурджуны. Неподалеку под деревом сидели три женщины, возле них по утоптанной траве ползал малыш. Одна из женщин, понурив голову, плакала, прижимая к глазам конец платка.

Когда Алибек подошел ближе, все замолчали. Сидящие под деревом женщины быстро поднялись и примкнули К толпе. Одна из них, пожилая крестьянка, с трудом передвигая ноги, выступила вперед и, прикрывая рот платком, простонала:

— Ах, сынок, ведь они там голодные!

Казалось, слова эти придали крестьянам смелости. Они окружили урядника и наперебой загалдели.

— Четыре часа ждем!..

— Мы ведь издалека, братец… Пожалей!

— Назад, говорю! Расступись! — закричал Алибек, разводя в стороны руки. — Затрещали как сороки! — Он подошел к дверям каталажки. — Тащите сюда ваши передачи! Проверять буду.

Крестьяне засуетились, забегали по двору, принялись развязывать свои узлы. Каждый хотел, чтобы его хурджун осмотрели первым.

Алибек нацепил на нос очки и, сопя, принялся ревизовать передачи для заключенных: разламывал пополам чуреки, щелкал пальцем по дну горшков с едой и долго встряхивал их. Казалось, он готов был даже раскалывать орехи, лишь бы проверить их содержимое.

Крестьяне недоуменно наблюдали за происходящим. Никто не осмеливался возражать, опасаясь гнева урядника.

Но одна из женщин все-таки не выдержала.

— Что ты там ищешь, братец? — робко спросила она.

Алибек сдвинул брови, важно надул щеки и отчеканил:

— Не ваше дело. Стойте, как стояли. Некоторые вещи запрещено передавать заключенным. Нам лучше знать, что именно. Вы на все способны, негодники!.. Разве не вы каждую ночь укрываете в своих домах разбойников?! Эй, есаул!

Алибек поискал глазами в толпе. Караульный доложил, что есаул, сдав вчера арестованных, вернулся ночью к себе в деревню.

— Жаль… — покачал головой урядник. — Жаль, что есаула нет. Он бы рассказал, как вы укрываете разбойника Мухаммеда! Очень жаль…

Алибек хотел припугнуть родственников арестованных, чтобы вытянуть у них хотя бы несколько монет и компенсировать этим расход, в который его только что ввела строптивая служанка духанщицы. Именно поэтому Алибек, осматривая хурджуны, медлил, тянул время.

Крестьяне же теряли терпение. Один из них, наиболее сообразительный, казалось, прочел мысли урядника и сунул ему в карман серебряный полтинник. Алибек при этом даже не моргнул глазом. Остальные последовали примеру односельчанина. В карман урядника посыпались монетки.

Достигнув цели, Алибек стал менее придирчивым, а в последние хурджуны даже не заглянул.

В общем, заключенные в этот день получили передачи в целости и сохранности…

Глава вторая

С церковной площади батальон по широкой каменистой тропе поднялся на небольшое зеленое плоскогорье, называемое местными жителями крепостной равниной.

Туман только что рассеялся. Нежная трава и пестрые полевые цветы, умытые утренней росой, весело поблескивали в лучах яркого весеннего солнца. Воздух был напоен свежестью и прохладой. Летящие высоко в небе стаи перелетных птиц будили своим гомоном дремлющие горы, еще не везде надевшие зеленый наряд. Из глубокого ущелья, с трех сторон окружающего крепостную равнину, и со склонов близлежащих гор временами доносились гиканье и крики пастухов, перегонявших отары овец. Их возгласы несколько мгновений висели в воздухе, затем постепенно гасли.

Закаталы окончательно проснулись. Со стороны пустыря, где стояли лавки жестянщиков, доносилось докучливое, монотонное звяканье молотков. Оно смешивалось с базарным гулом и разносилось во все концы города. Звон церковных колоколов сзывал верующих на молитву.

На крепостной равнине батальон остановился в ожидании командира, который задержался внизу, беседуя с приставом Кукиевым. Солдаты, прошагавшие всю ночь, еле держались на ногах. Тяжелое снаряжение тянуло к земле. Подгибались колени, глаза слипались. Последний переход длился двенадцать часов. Многие в открытую, не страшась ротных командиров, ругали подполковника Добровольского, заставлявшего себя ждать. Над крепостной равниной стоял гул солдатских голосов. Офицеры тоже устали и почти не обращали внимания на ворчание солдат, делая вид, будто ничего не слышат.

Солнце поднималось все выше.

Домишки городка под замшелыми черепичными крышами казались сверху картонными, игрушечными. Во дворах дымились темные навозные кучи. Из труб к весеннему голубому небу поднимались серые струйки дыма. Сквозь зеленоватую пелену тумана проглянули снежные вершины Кавказского хребта.

Наконец на дороге, поднимающейся от церковной площади, показался Добровольский на коне. Стоящие кучкой офицеры бросились к своим ротам. Равнина огласилась выкриками:

— Сми-и-ирно!

— Сми-и-ирно!

"И-и-ирно…" — эхом откликнулись горы.

Добровольский галопом промчался вдоль фронта выстроившихся рот, затем повернул назад и круто осадил коня.

Воцарившуюся тишину прорезал его жесткий, металлический голос: