Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан

Пароход Гулля отправлялся лишь в конце следующей недели, и Гулль расхаживал по городу и пляжу сколько вздумается. Он знал, что ему ничто уже не угрожает. Беда отдалилась на такое расстояние, что тень ее больше не падала на него. В полдень отсюда можно было с крутого выступа на берегу различить Санкт-Барбару. Последняя зима отошла в далекое прошлое, точно каждый час морского перехода можно было считать за год; в нем проснулась тоска по родине.

На молу рассказывали, что выход на промысел в Санкт-Барбаре — дело решенное. Только теперь стали ему известны все обстоятельства крушения «Мари Фарер». Андреаса в деревне не было — очевидно, ему еще до оцепления удалось бежать. Все эти новости рождали в душе у Гулля не только горечь, но и гнев. Его там не было! Без устали бродил он по улицам в надежде, что еще удастся повстречать Андреаса — то ли здесь, то ли где-нибудь в другом месте. Но что-то говорило ему, что никогда им уже не свидеться. Ему предстоит в полном одиночестве шагать среди этих бесчисленных людей. Зачем он только поддался на уговоры Мари! На душе у него было так же скверно, как в ту памятную ночь, в боковушке у Кеденнека. Но тогда он лишь говорил себе: «Надо уезжать!» — а теперь и в самом деле уехал. Все это было давным-давно и бог весть в какой дали, сейчас перед ним справа и слева мелькали дома, пестрые витрины, повозки, лошади и люди. Гулль направился к пароходу и сдал капитану свои документы, а затем снова вернулся на берег, побродил по улицам и вышел на мол. Стоял туманный день, и Санкт-Барбары не было видно. Стоило ему подумать, что через несколько дней рыбаки выйдут в море — будто кто ему только что это сообщил, — как им овладевало отчаяние, отдававшее горечью стыда. Но потом успокоился: ведь его, Гулля, никто не удерживает, он свободен, у него ни души близких. Он говорил себе со всей прямотой, что никогда всерьез не думал уезжать. Он справился, когда на Санкт-Барбару отходит следующий пароход. Еще два-три часа мыкался Гулль по городу и наконец ступил на борт. На обратном пути он все время проторчал в каюте, никто не узнал его, как и на пути сюда. Он уперся в одну точку. Снова захотелось ему женской близости, и он с удивлением вспомнил, что на острове были у него все возможности, а он почему-то ими пренебрег. Никто не задержал его на причале, а также по пути в деревню. Вечерело, дорога была пустынна. И все же ему попались две-три женщины и молоденький паренек. Гулль ускорил шаг, чтобы с ним не заговорили. Женщины остолбенели и долго провожали его взглядом. Их лица успели сменить кожу, но сейчас кожа дала трещину и оттуда проглянули старые их лица. Гулль поднялся наверх, в трактир.

Здесь было немного народу, рыбаки перед отходом занимались всякой домашностью. Но кое-кто все же был налицо, они сузили глаза в щелку и придвинулись поближе. Не успел Гулль присесть, как из лавки вошел Дезак. Увидев Гулля, он оторопел:

— Это еще что? Зачем вы вернулись?

Гулль рассмеялся.

— Глупость вы сделали, что вернулись. А уж мне вы здесь и вовсе не нужны, я на суде заявил, что знать вас не знаю и что никогда вы у меня не жили.

Гулль поник головой, он понимал, что Дезак прав, ведь он приютил его, не задавая лишних вопросов. Рыбаки думали: «Выходит, он снова здесь, это хорошо». Гулль сел, и все у них пошло как прежде. Он уговаривал рыбаков созвать товарищей. Нечего им слушать своих жен, их дело — держаться друг друга и не выпускать из гавани ни одно судно.

Рыбаки сдвинулись теснее и слушали с жадным вниманием. В течение нескольких минут все было как прежде. Но тут за Гуллем пришли. Это были Кеделевы солдаты, они сразу увели его. Впоследствии так и не удалось дознаться, кто их позвал, то ли кто из рыбаков, то ли Дезак, а может быть, солдаты уже на пристани узнали Гулля и пошли за ним по пятам.

Некоторое время кучка рыбаков продолжала сидеть за столом, однако больше ничего не последовало, если не считать сигнального огня — две долгие вспышки и одна короткая. Постепенно они разошлись. Дом опустел, дул, не переставая, ветер, он потрескивал меж досок. Мари осталась одна. Гулль ее и не заметил, но она видела, как он входил и уходил. Все это время она сидела подле шкафа и, щурясь, накручивала на палец бахрому своего желтого платка. Теперь она встала, прикрутила фитиль в лампочке и пошла к себе. Но не успела подняться по лестнице, как снова постучали. Мари спустилась вниз, комнату наводнили солдаты. Они спросили Дезака и, услышав, что его нет, стали шарить в лавке — третий раз за этот месяц. Но вскоре прекратили поиски. Солдаты были в отличном настроении, они уже успели хлебнуть, а тут еще приналегли. Большинство было знакомо Мари по дюнам. Это были парни из глубинки, многие впервые попали к морю. Зиму они проскучали на острове. Знала Мари и долговязого, вихрастого, который схватил ее под мышки и прижал к стене. Лицо его, хоть и багровое от выпитого, было так молодо, что казалось воплощенным добродушием.