Барак был прав хотя бы в краткосрочной перспективе. На следующий день после совещания на северной границе он отдал приказ о немедленном выводе всего контингента Армии обороны Израиля из Ливана. Операция была осуществлена без потерь.
Однако Насралла решил отпраздновать уход израильтян как свою полную победу, изобразив израильтян трусливыми, подверженными страху и бегущими от армии Мугние[1223]. Он вещал: «Израиль слабее паутины. В израильском обществе превалирует дух пораженчества… евреи хороши как финансисты, но не способны на жертвы».
Оглядываясь теперь назад, можно сказать, что прекращение израильской оккупации Ливана произошло в самый неподходящий для Барака момент. Он понимал, что не может достигнуть договоренности с сирийцами, поэтому решил ускорить решение палестинской проблемы. Однако оказалось, что многие палестинцы увидели в уходе израильтян из Ливана доказательство того, что партизанская тактика и террор могут нанести поражение даже самой мощной военной силе и разведке на Ближнем Востоке, и начали размышлять над тем, как применить эти же методы к своему делу.
В июле 2000 года Клинтон пригласил Барака и Арафата в Кэмп-Дэвид на марафонские переговоры в попытке достичь мирного соглашения. «Я понимал, что такое соглашение должно включать в себя пункт о создании Палестинского государства и компромисс по Иерусалиму, – говорил позже Барак. – И был готов к этому. Я был уверен, что мне удастся убедить израильскую общественность, что это соглашение нам выгодно и что у нас нет выбора»[1224].
Со своей стороны Арафат не хотел ехать в Кэмп-Дэвид и согласился только тогда, когда Клинтон пообещал руководителю Палестинской автономии, что его не будут обвинять во всех грехах, если переговоры не увенчаются успехом.
Именно в тот период израильские спецслужбы отметили, что протестный настрой среди палестинцев достиг максимума[1225]. Поступали сведения о том, что Палестинская национальная администрация готовилась к военной конфронтации с Израилем для того, чтобы добиться от него далеко идущих уступок.
«Мы не готовили и не намеревались начинать конфронтацию с Израилем, но “надежда по природе расточительна”[1226]», – сказал Джибрил Раджуб, приводя цитату из Фукидида[1227]. Барак говорил соратникам: «Мы находимся на гигантском корабле, который вот-вот столкнется с айсбергом, и мы сможем избежать крушения только в том случае, если добьемся успеха в Кэмп-Дэвиде»[1228].
Атмосфера на той встрече была праздничной. Барак демонстрировал такую готовность на уступки, которая заставляла американских участников переговоров «открывать рот и прыгать от радости». В эти уступки входил и компромисс, который должен был предоставить палестинцам некоторые части Восточного Иерусалима, а также международное управление Храмовой горой, на которой расположена мечеть Аль-Акса. Ни один израильский лидер никогда не был готов на такие большие уступки или на компромиссы, которые до того считались табу[1229].
Однако Барак недостаточно сделал для заблаговременной подготовки встречи: он не попытался собрать более широкие слои арабского мира для того, чтобы надавить на Арафата и добиться от него компромиссов, например в вопросе права палестинских беженцев на возвращение[1230]. Барак также вел себя в манере, воспринимавшейся палестинцами как высокомерная, и общался с Арафатом через своих посланников, хотя их коттеджи отстояли друг от друга на сотню метров.
Арафат отказывался подписывать соглашение, потому что считал, что добьется от Израиля более выгодных условий, если будет упираться. Возможно, он полагал, что ни один арабский лидер не поддержит его компромисс с архиврагом арабского мира. Клинтон был разъярен. Он прервал саммит и нарушил обещание не обвинять Арафата в неудаче переговоров. «Если бы Клинтон принял на вооружение стратегию Картера и сталкивал бы израильтян и палестинцев лбами до тех пор, пока они не достигли бы компромисса, история пошла бы по другому пути», – говорил Итамар Рабинович, один из самых известных в Израиле дипломатов и специалистов по Ближнему Востоку[1231].
В течение последующих двух месяцев обе стороны предпринимали попытки как-то сблизить позиции[1232]. Однако к тому времени напряженность и подозрительность в их отношениях перешли точку невозврата. «Мы жили с ощущением, будто дышали порохом»[1233], – сказал один из близких соратников Барака.
А там, где есть порох, обязательно появится свой Герострат. В данном случае таким пироманьяком стал Ариэль Шарон.