В глубине двора, за костелом, ныне закрытым, находится это большое четырехугольное здание в два этажа, составлявшее прежде жилище францисканов. Вокруг него идут по наружной стене широкие чистые коридоры, а все кельи, высокие и сухие, обращены окнами на внутренний двор, на котором устроен цветник и посажено нисколько тополей. В цветнике этом гуляли некоторые арестанты и между прочими мне указали на богатого помещика Александра Оскерко, оказавшегося впоследствии одним из главных сотрудников Огрызко; уже сосланный в Уфу, он был вытребован оттуда обратно и по приговору суда отправлен впоследствии на 20 лет в каторжную работу. Полковник Петр Семенов. Лебедев (бывший редактор «Русского инвалида»), имевший высшее наблюдение за всеми тюрьмами в Вильне, как бы угощая иностранца этою образцовою тюрьмою, берег для нас еще один сюрприз. После обзора некоторых арестантских мы были приведены в комнату, где содержалась богатая виленская помещица Матильда Бучинская, урожденная Гинтер. Высокого роста, величественная, уже пожилая, г-жа Бучинская приняла нас весьма любезно, как великосветская женщина принимает в своей гостиной. Она поразила нас своим умом, познаниями и живостью. В какие-нибудь десять минут речь зашла даже о Данте; она говорила, что вовсе не сетует, а благодарит судьбу за это небольшое испытание, так она до сих пор не знала в жизни превратностей и теперь только в этом уединении лучше научилась понимать некоторые вещи и думать о том, на что прежде не обращала внимания. У постели ее висел на стене ковер, на столике перед диваном стояли следы домашнего обеда, на окне в горшке под стеклом она вырощала какую-то травку. Г-жа Бучинская содержалась не как подсудимая, но в виде административно -го взыскания за прежние ее подвиги и руковождения в демонстрациях всякого рода; а месяца через три она отправлена была в Нижегородскую губернию. Вообще содержание в францисканской тюрьме считалось самым легким по сравнению с остальными тюрьмами. Прощаясь с англичанином, она смеясь сказала ему: «Итак передайте в вашем отечестве, что вы видели в виленских тюрьмах женщину веселую и совершенно довольную своим положением», а мне она выразила надежду увидеться где-нибудь со временем при более счастливых обстоятельствах.
Г О’Брейн тоже написал несколько статей о Вильне и Варшаве в «Evening Star», отличавшихся впрочем большею сдержанностью, чем сочинения Дея.
Были еще другие приезжие, менее важные; между ними я помню только одного молодого человека хорошей фамилии, готовившегося в парламент, который вместе со своим воспитателем путешествовал по Европе и только что прибыл из Норвегии. Я катался с ним по окрестностям и при виде полного месяца, ярко осветившего реку Вилейку, окруженную густыми рощами с поблекшими листьями, он оживился, стал декламировать Байрона, прочел мне даже какие-то свои стихи.
Около того же времени проследовал через Вильну в Варшаву с многочисленною свитою сенатор Николай Алексеевич Милютин, предназначавшийся для преобразования управления Царства Польского.
Вместе со всеми своими спутниками он остановился в Европейской гостинице, где они заняли пол-этажа. Все утро он провел у начальника края; а на общий прием прибыли будущие его сотрудники.
Таким образом в этот день прием был самый замечательный. Тут были: князь В. А. Черкасский (впоследствии министр внутренних дел в Царстве), Юрий Федор. Самарин, (известный писатель), тайный советник Петерсон, г. Протопопов (директор департамента в Министерстве государственных имуществ) и еще человек десять; для полноты же картины был один изящный чиновник в виц-мундире Министерства иностранных дел, как говорили, для переводов с польского языка.
Генерал-губернатор пригласил всех этих будущих деятелей в свой кабинет и долго с ними беседовал. В тот же день они были приглашены во дворец к обеду. Все это укрепило впоследствии связь между начальником Северо-Западного края и управлением Царства Польского. Сенатор Милютин во время частых поездок своих в Варшаву почти всегда останавливался в Вильне для свидания с генерал-губернатором.