Воспламеняющая взглядом

Сколько она пробыла в такой позе – на коленях, голова, обхваченна руками, уткнулась в траву, – Чарли не знала; ей даже показалось, что она – возможно ли? – задремала. Как бы там ни было, когда она очнулась, солнце светило ярче и стояло западнее. Пар, висевший над прудом, разметало в клочья и разогнало легким ветром.

Чарли медленно поднялась и осмотрелась.

В глаза бросился пруд. Еще бы немного и... конец. Отдельные лужицы поблескивали на солнце, точно стеклярус, разбросанный в жирной грязи. Как куски яшмы в ржавых прожилках, валялись там и сям перепачканные илом листы кувшинок и водоросли. Кое-где дно высохло и потрескалось. В грязи виднелись монетки и какой-то ржавый предмет – то ли длинный нож, то ли лезвие от газонокосилки. Трава по берегу пруда обуглилась.

Мертвая тишина, нарушаемая лишь сухим потрескиванием огня, повисла над территорией Конторы. Папа сказал ей: пусть узнают, что такое война: это ли не поле боя? Яростно горели конюшни, амбар, ближайший особняк. От второго особняка остались дымящиеся руины; можно было подумать, что в него угодила огромная зажигательная бомба или снаряд «фау», изобретенный в конце второй мировой войны.

Выжженные черные линии избороздили газон во всех направлениях, составив какой-то причудливый дымящийся узор. В конце образовавшейс траншеи валялись обгорелые останки бронированного лимузина. Кто бы узнал сейчас автомобиль в этой груде металлолома?

Но когда ее взгляд упал на ограждение...

Вдоль внутренней сетки лежали тела, пять или шесть. Еще два или три тела и несколько трупов собак лежали между оградами.

Как во сне Чарли направилась в ту сторону.

По лужайке бродили одиночки. Завидя ее, два человека попятились. Остальные, очевидно, ее не знали и не догадывались, что она всему виновница. Люди еще не оправились от шока и двигались точно сомнамбулы.

Чарли перелезла через внутреннее ограждение.

– Зря ты это, девочка, – бросил ей вслед мужчина в белом халате. – На собак напорешься.

Чарли даже головы не повернула. Оставшиеся в живых собаки зарычали на ее, но приблизиться не рискнули: тоже, видать, натерпелись. Осторожно, просовывая носки тапочек в ромбовидные отверстия сетки и цепко перехватывая руками, она полезла на внешнее ограждение. Взобравшись наверх, медленно перекинула одну ногу, затем другую. Спускалась она с теми же предосторожностями и вот, наконец ступила на землю – впервые за полгода на землю, не принадлежавшую Конторе. Она стояла в оцепенении.

СВОБОДНА, подумалось смутно. Я СВОБОДНА.

Где-то вдали, нарастая, завыла сирена.

Шагах в двадцати от опустевшего караульного помещения сидела на траве женщина со сломанной рукой. У нее был вид раскормленного ребенка, который не в силах самостоятельно подняться. От потрясения подглазья у нее побелели. Губы тронула синева.

– У вас рука... – срывающимся голосом сказала Чарли. Женщина подняла на нее взгляд – и вдруг узнала. Она стала отползать, повизгивая от страха.

– Не подходи ко мне! – пронзительно заверещала она. – Эти их тесты! Я знаю без всяких тестов! Ты ведьма! Ведьма! Чарли остановилась.

– У вас рука, – повторила она. – Что же это? Рука. Бедненькая. Ну что вы? – Губы у нее задрожали. Боже, какие затравленные округлившиеся зрачки у этой женщины, как судорожно кривится рот! Вдруг Чарли пронзило – вот оно, самое страшное.

– Что же это! – закричала она. – Мне ведь правда жалко! А они... они убили моего папу!

– Надо было и тебя... с ним, – задохнулась женщина. – Жалостливая? Вот бы сама себя и подожгла!

Чарли сделала к ней один шаг – женщина снова отпрянула и, упав на поврежденную руку, вскрикнула.

– Не подходи ко мне!

И в этот миг вся боль, и скорбь, и гнев, переполнявшие Чарли, внезапно обрели голос.

– Я не виновата! – закричала она женщине со сломанной рукой. – Я ни в чем не виновата! Они сами напросились, и нечего на менять валить! И убивать я себя не буду! Слышите вы? Не буду!

Женщина униженно отползала, бормоча что-то невнятное.

Вой сирены приближался.

Чарли почувствовала, как стихия рвется наружу на гребне ее возбуждения.

Она с силой загнала ее поглубже, подавила.

(и этого я делать не буду)

Она пересекла дорогу, не обернувшись на униженно распростертую бормочущую женщину. Через дорогу начинались поля, заросшие высокой травой, уже посеребренной октябрьским солнцем, но не растерявшей свои ароматы.

(куда я иду?)

Она пока не знала.

Но в руки им она уже никогда не дастся.

Чарли одна

В общих чертах о случившемся сообщили в тот же вечер в позднем выпуске теленовостей, но подробностями американцев побаловали только на следующее утро. К тому времени всю собранную информацию уже можно было преподнести в виде того, что американцы с нетерпением ждут, называя это словом «новости», хотя на самом деле они жаждут услышать «интересную историю» – непременно с завязкой, развитием и определенной развязкой.