Воспламенение

— Двадцать четыре, — говорит он.

— Две дюжины, получатся? — спрашивает Бити.

— Двадцать четыре, именно, — отвечает Финник. — И как мы должны делить их?

— Давайте каждый возьмет по три, а те, кто будут еще живы во время завтрака, могут устроить голосование за остальные, — говорит Джоанна. Я не знаю, почему это заставляет меня улыбнуться. Наверно, потому что это верно. Когда я смеюсь, Джоанна смотрит на меня почти одобряющим взглядом. Нет, не одобряющим, а возможно, немного довольным.

Мы ждем, пока гигантская волна не затапливает зону «с десяти до одиннадцати», дожидаемся, пока отступит вода, и затем отправляемся на тот берег, чтобы разбить лагерь. Теоретически у нас должны быть двенадцать часов полной безопасности от джунглей. Здесь слышен какой-то неприятный щелкающий хор, вероятно, от каких-то злобных насекомых, исходящий из зоны «с одиннадцати до двенадцати». Независимо оттого, что звук остается в пределах джунглей, мы держимся вдали от той части берега в случае, если они только и ждут хорошей возможности прорваться к нам.

Я не знаю, как Джоанна все еще держится на ногах. Она спала только около часа с тех пор, как начались Игры. Мы с Питом добровольно вызываемся сторожить первые часы, потому что мы являемся самыми отдохнувшими и потому, что хотим некоторое время побыть наедине. Остальные мгновенно засыпают, хотя сон Финника очень беспокоен. Время от времени я слышу, как он бормочет имя Энни.

Мы с Питом сидим на влажном песке, отвернувшись друг от друга, мои правые плечо и бедро прижаты к его. Я слежу за водой, пока он наблюдает за джунглями, так лучше для меня. В моей голове все еще звучат голоса соек-говорунов, которые, к сожалению, не могут заглушить насекомые. Через какое-то время я откидываю голову ему на плечо. Чувствую, как его рука гладит мои волосы.

— Китнисс, — говорит он мягко. — Нет никакого смысла притворяться, будто мы не понимаем, что каждый из нас пытается сделать.

Да, полагаю, в этом нет смысла, но обсуждать это тоже не весело. Ну, во всяком случае, не для нас. Зрители Капитолия будут приклеены к экранам, чтобы не пропустить ни одного несчастного слова.

— Я не знаю, какую, как ты думаешь, сделку вы с Хеймитчем заключили, но ты должна знать, что он тоже дал мне обещание. — Конечно, я знаю это. Он сказал Питу, что поможет ему поддержать меня, чтобы тот ни о чем не подозревал. — Так что, мы можем предположить, что одному из нас он солгал.

Это привлекает мое внимание. Двойная сделка. Двойное обещание. И только Хеймитч знает, какое из них правдивое. Я поднимаю голову и встречаюсь с глазами Пита.

— Почему ты говоришь об этом сейчас?

— Потому что я не хочу, чтобы ты забывала, насколько различны наши обстоятельства. Если ты умираешь, а я выживаю, для меня не будет никакой жизни в Дистрикте-12. Ты вся моя жизнь. — Я начинаю возражать, но он кладет палец мне на губы. — Для тебя это по-другому. Я не говорю, что это не будет тяжело. Но у тебя есть и другие люди, ради которых стоит жить.

Пит вытаскивает цепочку с золотым кругом, висящую у него на шее. Он держит ее в лунном свете, так, что я могу ясно видеть сойку-пересмешницу. Затем его большой палец скользит вдоль выемки, которую я не замечала раньше, и открывает круг. Он не сплошной, как мне казалось, это медальон. А в нем фотографии. На правой стороне смеющиеся мама и Прим. А с левой — Гейл. Почти улыбающийся.

Нет ничего в мире, что могло сломить меня быстрее в тот момент, чем эти лица. После того, как я услышала их днем… это идеальное оружие.

— Ты нужна своей семье, Китнисс, — говорит Пит.

Моя семья. Мама. Сестра. И мой выдуманный кузен Гейл. Но замысел Пита очевиден. Тот, в котором Гейл — действительно моя семья, или будет когда-нибудь ей, если я выживу. Тот, в котором я выйду за него замуж. Таким образом, Пит дарит мне свою жизнь и Гейла одновременно. Чтобы сообщить мне, что у меня никогда не должно быть сомнений по этому поводу.

Все, что хочет Пит, чтобы я взяла это у него.

Я жду, что он упомянет ребенка, чтобы сыграть на камеры, но он не делает этого. И тогда я понимаю, что ничего из того, что он сказал, не является частью Игр. Что он говорит мне правду о том, что чувствует.

— Никто на самом деле не нуждается во мне, — говорит он, и в его голосе нет никакой жалости к себе. Это правда, что его семья не нуждается в нем. Они оплачут его, как и кучка друзей. Но они переживут. Даже Хеймитч при помощи огромного количество белого ликера переживет. Я понимаю, что есть только один единственный человек, который никогда не сможет восстановиться, если Пит умрет. Я.

— Я нуждаюсь, — произношу я. — Ты нужен мне. — Он выглядит расстроенным, глубоко вздыхая, как будто собираясь начать долгий спор, но это бесполезно, вообще не имеет смысла, потому что он будет продолжать говорить о Прим и моей маме, а я только запутаюсь. Так что, прежде чем он начнет разговор, я останавливаю его поцелуем.