Воспитанник Шао. Том 2. Книга судьбы

— Ситуация в Америке такова, что я подозреваю во многих событиях мохнатую руку Соединенных Штатов. Провокации следуют ежемесячно одна за одной. Полковник Динстон очень часто и надолго появляется в различных странах южнее Панамы. Не иначе, как его нюх ищейки чует там Руса. Полковника, как и Теневого, пора отправлять на постельный режим.

Настоятель Дэ в своей долгой привычной задумчивости не останавливал и не перебивал разведчика. Выдержав паузу, медленно произнес:

— Ты полагаешь, группы Хан Хуа недостаточно?

— Не только, недостаточно. Очень вероятно, что янки готовят многоходовую хитрую ловушку для всех, кто окажется рядом с Русом в час «X». Там не Китай. Возможностей для маневрирования, людей, а главное власти у Динстона более, чем достаточно. Он злопамятен; самолюбив.

Принят в самые высокие круги американского общества. Из кожи вылезет, чтобы доказать свое право на занимаемое место. Он сейчас на коне.

Настоятель невесело покачивал в согласии головой.

— Коу, я не могу не верить твоим аргументам, но все же не все согласуется в твоих доводах. Неужели Динстон, у которого много своей работы, ответственности, неужели он на протяжении такого длительного промежутка времени может держать злобу на закрытого далью годов и пространством мальчишку, которого и в лицо-то не помнит?

— Уважаемый Дэ, — Карающий Глаз с сожалением смотрел куда-то в темную даль, — мы еще и сегодня не знаем, что янки искали; да и сейчас они еще шарят в наших краях. Почему и завертелась вся эта подозрительная история у ворот монастырей. Медленно, но уверенно их исследователи приближаются к нашему святому каньону Намча-Барва. Такая же загадка: почему янки ведут долгую, разорительную войну во Вьетнаме.

Войну, которая ничего им не сулит даже при благоприятном исходе. Что даст им овладение этой маленькой и очень бедной страной. Экономически, политически-ничего. А вот к Тибету их базы, пункты слежения приблизятся. В отношении Динстона: психологи находят у него патологическую злость ко всему, что не зависит от него. У него нет детей. Одержим деньгами. По своим взглядам — самый натуральный нацист и расист.

Настоятель надолго застыл в своих раздумьях.

— Это уже действительно тревожно. Тогда он казался более глупым, чем опасным. Сейчас же более опасным, чем глупым. Куда смотрит кадровая служба Лэнгли?

— Динстон под контролем. Его взгляды не мешают руководству. Но главное, что слово таких как он далеко не последнее в хоре ястребов, облеченных правом говорить и требовать. Поэтому необходимо выезжать.

Брать большую группу. В Америке у Динстона под рукой отряды плантаторов, полицейские, германские наци. Укрывшиеся там с войны немцы. Они многим обязаны янки. По нашим сведениям в предгорьях Кордильер их несколько десятков тысяч. При них немало из бывшего руководства среднего звена СС, СД, абвера. ЦРУ умело запрятали их в складках гор.

— Что-то неладно в стране гордых индейцев. Неладно. Но есть и тяжесть на сердце: не спровоцируют ли американцы наших противников против нас здесь, в метрополии.

— Не успеют. Времени слишком мало. "Ба гуа" присмотри за ними.

— Если ты считаешь, что там все таки опасно и непредсказуемо, то без Вана не обойтись.

— Я и хотел просить, чтобы вы его отпустили.

— Его и не удержишь. Сколько всего требуется ребят?

— Восемнадцать, думаю, хватит.

— А оружие?

— В Бразилии, в Аргентине имеются подготовленные базы.

— Да, — тихо соглашаясь, проговорил настоятель, — ничто не обещает легкой жизни, не обещает и легкой смерти.

Глава шестая

Мадам Вонг с болью и грустью смотрела вслед отъезжающим машинам.

Она не поехала провожать свою дочь до аэродрома. С обидой вспоминала жестокие упреки дочери, ее высокомерный и капризный нрав. Несмотря на настойчивые уговоры, ее девочка назло устремилась в Южную Америку. Там где-то отсиживается монах, и она преисполнена желания найти его; помочь ему, привлечь на свою сторону. А как? И где? Это ее меньше всего волнует. Дочь верит в свою звезду и уверена, что желаемое свершится.

Мадам прошла на верхнюю террасу, откуда было далеко и хорошо все видно. Внизу, по узкой ленте шоссе, быстро мчались пять машин дочери с охранниками и прислугой. Как женщина, она прекрасно понимала своего ребенка: ее влечение к новому, необычному. Романтизм, свежесть впечатлений. Но, как мать, всеми силами стремилась препятствовать непредсказуемым новациям, опасным выходкам. Мир жесток, коварен: за свою единственную дочь она резонно волнуется и никаких лишних неприятностей иметь не желает. Но колкие слова дочери продолжали жечь самолюбие и она, гневно вспыхивая, снова вспоминала истеричные выкрики избалованного дитя: — "…Перестань… Какое тебе дело… Не хочу одна, как ты прозябать…".