Воспитание под Верденом

В четверть двенадцатого майор Янш уходит в казино; немного спустя туда же, запыхавшись, вваливается Нигль. Большое помещение совершенно пусто. Этапные командиры и генералы пятой армии настойчиво требуют соблюдения присутственных часов. Да и дела хватает; для боев на Сомме нужны ежедневно все новые батареи, части и команды — беспрерывным дождем сыплются требования от атакуемой 4-й армии. Верденский сектор потерял свое первостепенное значение; эти) проклятые французы отнюдь не взваливают на англичан свою работу, наоборот, они продвигаются быстрее, чем те, и — чем чорт не шутит! — не вздумают ли они еще добраться до Перрона? Ибо бессмысленная военная игра ведется одновременно и за территории и за бочки с пивом; на карту поставлены победа или поражение, а также ящики майора Янша, относительно которых он заявляет, будто в них находятся не яйца, а красное вино, купленное им на собственные деньги.

Приятная тишина и прохлада царят в этом каменном доме, первый этаж которого предоставлен теперь офицерам. Майору Яншу подают очень быстро: он принадлежит к числу гостей, которых боятся, хотя и посмеиваются над ними за скупость. Сегодня он притащил с собой новую жертву, почитателя его красноречия баварца Нигля. Оба усердно пьют портвейн. Баварец курит добротную длинную сигару — она называется «Победитель Лонгвея» и стоит тридцать пфеннигов, хотя и отпускается офицерам всего за четырнадцать. Майор Янш некурящий.

Оба офицера в серых кителях понимают друг друга с полуслова, хотя бывают у них и разногласия. Для Янша капитан Нигль — человек, политические воззрения которого он хотел бы себе уяснить. Несколько недель назад отпраздновали вторую годовщину войны, но, по мнению майора, закончиться война может только после нашей полной победы на всех фронтах, когда условия мира будем диктовать мы. Между тем дома, к сожалению, есть много людей, которые не отдают себе в этом отчета и мечтают о примирении, потому что американец Вильсон, этот ханжа, иодит их за нос. Да, соглашается Нигль, и в Мюнхене тоже есть такие люди, но их мало. Например, длинноволосые социал-демократы и пацифисты из Швабинга[6] — дурачье, ярмарочные шуты, посмешище для солидных людей.

Наморщив лоб, майор Янш выпивает глоток вина. Он не может согласиться с этим. Таких людей необходимо взять под арест; чем скорее, тем лучше. И капитан Нигль тоже соглашается: что ж, пусть под арест. Или же забрить их в солдаты? — Как вы полагаете, коллега? — И он хитрыми глазками всматривается в своего соседа.

Майор Янш про себя отвергает такое сопоставление. До выхода в отставку он много лет был честным прусским капитаном гарнизона; теперь под его начальством находятся две тысячи усердно работающих людей; у него четыре фельдфебель-лейтенанта командуют ротами — он и слышать не хочет о допущении арестантов в армию! Как бы они ни отличились, самый лучший командир такой части не получит Железного креста первой степени. Да, к сожалению, у него нет этого знака отличия, и, судя по всему, он никогда его не получит. Слишком много зависти и злобы вокруг! Каждый офицер может кое-что порассказать на эту тему, не правда ли?

Нигль охотно поддакивает, но без особой убежденности. Он доволен собой: уже давно капитану не жилось так хорошо. Он сумел уладить тяжелый конфликт, неприятный для всех участников, и это лишний раз укрепило в глазах всех посвященных его репутацию, как настоящего отца своего батальона. К сожалению, его третья рота в последние недели снова понесла потерю: один из унтер-офицеров погиб геройской смертью, и Нигль, преисполненный горести, сообщил об этом родным. Покойный был, к своему несчастью, несколько месяцев тому назад замешан в деле, которое угрожало ему военным судом; Ниглю удалось затянуть следствие до тех пор, пока тот не погиб. Случайность, конечно. Да, батальон на опасных передовых позициях; но что же оставалось делать, как не удалить из роты человека, который выносит сор из избы? Пусть не жалеет нам немного мяса, рома и сахара. И вот француз не успокоился до тех пор, пока не отправил унтер-офицера Кройзинга на тот свет!

Майор Янш внимательно прислушивается к добродушной болтовне баварца, не привыкшего к портвейну.

Дисциплина — прежде всего, субординация — превыше всего! Унтер-офицер, который клевещет на своих камрадов, разлагает роту. Ничего нет опаснее этого тайного недовольства в армии, питаемого речами и наглыми расследованиями разных политиканов. Эти люди беспрестанно критикуют германскую армию: то им не нравится довольствие, то система отпусков, то порядок рассмотрения жалоб. Как же командиру держать в руках свою часть, если нижние чины знают, что штатские всегда могут вмешаться в его распоряжения? Только Пангерманский союз всегда понимал, чем государство обязано своим вооруженным силам. Слышал ли коллега о Пангерманском союзе?