Восьмой револьвер

– Сколько? – Никишин положил карандаш, пригляделся к Червякову, переспросил: – Тридцать?

– Может, маленько больше, может, тридцать одна.

– Хм… – В задумчивости нарисовав на бланке протокола замысловатую фигуру, Никишин полюбопытствовал: – И откуда у тебя такие деньги?

– Выиграл еще в прошлом году по золотому займу двадцать пять тысяч. Остальные – с годами еще раньше подбились в кучу.

– Выиграл, значит? – Никишин снова подумал. – И доказать можешь?

– Чего тут доказывать? – улыбнулся Червяков. – Про мой выигрыш в Зайкове районная газета напечатала. Все знают про него. А вы разве не читали?

Никишин нахмурился.

– Я хочу знать, Червяков, кого, по-твоему, мог заинтересовать этот выигрыш? И не просто так, а с преступной целью?

– Чего не знаю, того не знаю, – сказал Червяков.

– А жена?

– Что жена?

– Опять не понимаешь? Может, она чего предполагает?

– Так, товарищ Никишин, в той же газетке и написали, что я выигрыш на срочный вклад в сберкассу положил: Зачем же за этими деньгами ко мне в дом лезти, ежели их там нет?

Настроение Никишина заметно испортилось, но он все-таки вывел на свое:

– А шесть-то тысяч, которые невыигранные, дома?

– Дома.

– Так-то. А ты мне своей газеткой в нос тычешь. Разве шесть тысяч не деньги для грабителей?

– Деньги, конечно, – согласился Червяков.

– Итак, давай запишем вопрос: «Чем, по вашему мнению, могли интересоваться грабители в вашем доме?» Так?

– Так.

– Твой ответ: «Деньгами. У меня имеется шесть тысяч наличных рублей сбережений». Правильно?

– Правильно.

– На сегодня хватит, – сказал Никишин. – Поезжай домой. А завтра я приеду к вам. Если понадобишься, зайду домой…

О результатах допроса Червякова Никишин доложил начальнику. Тот выслушал его без особого удовлетворения.

– Деньги – всегда мотив серьезный, – согласился сначала. – Но, понимаешь ли, из-за шести тысяч рублей стрелять в человека не каждый решится. Тем более какой-нибудь рецидивист, знающий, что за это полагается.

– А не рецидивист? – возразил Никишин. – Червяков сам говорил, что стрелял парень. А нынче молодежь, она ведь глупая и отчаянная.

– Ну-ну… Дело в твоих руках. Раскручивай.

3

Схема преступления давала Никишину исчерпывающее представление о событиях, происшедших в доме Червякова, но не содержала и намека на личность преступников.

Их нужно было искать. И Никишин, приехав в Красногвардейск, вместе с участковым Афанасьевым начал устанавливать возможных свидетелей. За полдня они обошли всех соседей Червяковых.

Люди знали о преступлении не меньше милиции, но и не больше. Поэтому, учтиво выслушав вопросы и ответив, интересовались сами.

– А кость-то у Анны целая?

– Целая, – отрубал Никишин и гнул свое: – В котором часу позавчера легли спать?

– После десяти. А почему на нашей улице свет не устанавливают? Может, кто-нибудь и увидел бы бандитов-то…

– Выстрел слышали?

– У нас – ставни. И свои который раз не достукаются.

– Не было, значит, по-вашему, выстрела?

– Как это не было? Может, и был. Анну-то прострелили не из рогатки, чай!

…Все старания Никишина и Афанасьева оказались напрасными. Никто из соседей в ту ночь на улице не находился, выстрела не слышал, а Червякова все считали человеком положительным и тихим.

– И Анна такая же, – добавляли. – Ее и на улице-то редко увидишь. В магазин Прокопий ходит, даже стираное в огороде сам вешает…

С пустыми руками возвращаться в отделение Никишину не хотелось. Постояв в проулке возле червяковского огорода, он вышел на дорогу. Предложил Афанасьеву:

– Дойдем до станции. На вокзале зашли в буфет.

– Давно не бывали, – кокетливо встретила Афанасьева молодая быстроглазая буфетчица. – Налить чего-нибудь потихоньку?

– Не надо. Делов куча. Как у вас тут?

– А что у нас. Пьют да едят – всю дорогу одна кинокартина.

– Скандалов-то нет?

– Тихо, слава богу. Были бы, так вы, наверное, вперед нас знали…

– Послушайте, девушка, – заговорил Никишин. – Вы по сменам работаете?

– Через день.

– Позавчера были, значит?

– Была.

Она вопросительно посмотрела на Афанасьева, словно хотела узнать, можно ли говорить с этим человеком. И, получив молчаливое разрешение, повернулась к Никишину.

– В какое время закрываетесь?

– В двенадцать.

– Незнакомых двух парней в ту ночь случайно не видели?

– Нет. Все знакомые были. Не то чтобы как мы с ними, – кивнула на Афанасьева, – а в общем, поселковские.

– Кто-нибудь из них уезжал?

– Двое говорили, которые последние. Прибежали, едва дышат, стучатся в двери. Когда сторожиха посетителей выпускала, нахалом залезли и – ко мне: девушка, душечка… всякое разное, в общем, водки надо. Пристали – спасу нет. Уезжаем, говорят, насовсем. Давай простимся…

– Знаете их?

– Ни звать ни величать, а в поселке видела не один раз. Годов по двадцать, здоровые оба.

– Что еще?

– Что? Бутылку водки возле прилавка выпили, еще ливерных пирожков набрали. Да две с собой унесли.

– А с каким поездом уехали? Она пожала плечами: