Восьмой карточный стад.. Капюшон смерти (СИ)

   Они пошли в маленькую комнату в дальнем конце другой лаборатории, вскоре исчезнув из моего узкого поля зрения. Я увидел отраженную красную вспышку предупредительной лампы и услышал, как хлопнула дверь. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что Энн и доктор Эдвард Джордж пошли в темную комнату, чтобы посмотреть, что из этого получилось.

   Откинувшись на спинку стула за столом, я много думал о том, как мне поступить дальше. На мой неподготовленный глаз лаборатория мало что дала. Я понятия не имел, что могу найти. Возможно, какая-то крошечная подсказка о том, что жизненно важный элемент оборудования был не на своем месте. Незнание того, что делает 99 процентов оборудования, помешало этой линии расследования превратиться в гору бобов. Осмотр разрушенного бункера на месте, где произошли пробные стрельбы, казался единственным вероятным способом продолжения.

   А поскольку Энн Роксбери и мой бывший соратник Эдвард Джордж были заняты друг другом, это было идеальное время для меня, чтобы заняться своими исследованиями.

   Еще один счет против повязок, сковывающих мое лицо и руки: пыль цепко цеплялась за марлю. Я выглядел как мобильный мусорный шар до того, как прибыл на дальний полигон. Получить машину из парковки на территории комплекса было легко. Меры безопасности были упрощенными версиями тех, что использовались у главных ворот. Единственным дополнительным требованием было предъявление специальных государственных водительских прав. Одна была сделана на имя Берлисона, но с отпечатком большого пальца.

   Это была легкая часть. Следующим самым простым было найти дорогу к бункеру. Труднее всего было мириться с удушающей пылью. Меня немного утешал тот факт, что это был сезон дождей и что периодический кратковременный ливень в некоторой степени сдерживал коричневую песчинку - в этой пустыне выпадает менее семи дюймов дождя в год, и мне не повезло, и я пропустил этот день.

   Бункер выглядел так, как будто он был в Дрездене после бомбежек во время Второй мировой войны. Бетонные стены были обуглены уродливыми реками черного цвета, в которых вспыхнуло пламя с такой силой, что я вздрогнул, несмотря на жару. Неудивительно, что Берлисон не выжил в пожаре. Даже если бы удар по черепу не убил его, у него не было бы выхода из бункера. Возможно, ему посчастливилось быстро умереть. Даже металлические защелки на тяжелой стальной двери стали вязкими и приобрели искаженные, неестественные формы.

   Дверь была моим первым настоящим испытанием. Когда-то петли позволяли плавно открывать дверь. Огонь уничтожил всю смазку на петлях. Мне пришлось тянуть и тянуть изо всех сил, чтобы даже сдвинуть дверь. Из металла раздался мучительный стон, и была получена доля дюйма. Дверь открылась с поразительной внезапностью. Мне удалось удержаться на ногах, но повязки на руках рвались от усилия. Я толкнул дверь до упора и вошел туда, из носа начало капать из-за сильного запаха сгоревшей изоляции, остававшегося внутри.

   Полумрак заставил меня снять солнцезащитные очки. Даже тогда мне потребовалось несколько минут, прежде чем мои глаза привыкли к более тусклому уровню света. Я медленно осмотрел руины. Зажигательная бомба не могла лучше превратить дорогое оборудование в бесполезный хлам. Корпуса приборов в некоторых местах расплавились, обнажив обширные электронные кишки. Термочувствительные печатные схемы внутри представляли собой почерневшие лужи испорченного пластика и силикона.

   Пробираясь сквозь завалы, я нашел немногое, что не пострадало от сильной жары. Любая подсказка, оставленная нападавшим на Берлисона, давно превратилась бы в дым - буквально. Я подошел к толстой трубке лазера и с удивлением посмотрел на нее.

   Я протянул руку и прижал руку к теперь уже остывшим металлическим ножнам, окружающим разрушенные внутренности. Мне было трудно поверить, что это восьмифутовое устройство могло дотянуться до неба и уничтожить невидимую российскую межконтинентальную баллистическую ракету. Но оно должно было делать именно это, иначе AX не заставил бы меня копаться здесь. Это был всего лишь скелет настоящего оружия, но я обнаружил, что трепещу перед ним. Что-то от преданности Берлисона проекту наполнило меня тогда, и я знал, что его убийца будет привлечен к ответственности.

   Конечно, в моем мире справедливость и милосердие не всегда были одним и тем же.

   Опираясь на стальную стойку, я лениво провел рукой по некогда работавшей панели управления, гадая, каково было бы, если бы мой палец ударил по нужной кнопке, заставив яростный язык палящего света проникнуть в космос. Я покачал головой. Я не мог понять такую ​​силу. Нож, пистолет, это были мои инструменты. Хьюго и Вильгельмина были знакомыми, старыми друзьями, которые надежно и хорошо служили мне на протяжении многих лет. Это потрясающее оружие современной науки было не из тех, с которыми мне когда-либо было бы комфортно.