Восьмой грех

«И именно мне суждено было впутаться в это дело», — подумал Мальберг. Он вдруг снова увидел лицо Марлены, какой она была на их последней встрече одноклассников: темные глаза, пухлые губы и высокие скулы. Он слышал ее низкий бархатный голос, который так изменился со времен школьной скамьи. Перед его глазами возникли узкие переулки баварского городка, каменная лестница возле ратуши и старая иезуитская школа с гулкими коридорами, река, которая делила город на две части. Мальберг вспомнил все это, как будто видел только вчера. Он спрашивал себя, как судьба Марлены могла выбросить ее из этой идиллии в смертельный хаос, где она и нашла свой конец.

Во время последней встречи они долго общались, но теперь Лукас понимал, что тогда он намного больше рассказывал о себе, чем Марлена. Как часто бывает после долгих лет разлуки, разговор касался в основном анекдотичных случаев и воспоминаний. Сейчас Лукас корил себя за это.

После сиесты, которая в Травестере была намного продолжительнее, чем в любом другом районе Рима, на улицы вновь возвращалась жизнь: шумные дети, открывающиеся ролеты в маленьких магазинчиках, громкие голоса на верхних этажах.

Наконец Мальберг нарушил долгое молчание и снова обратился к Барбьери:

— Даже если вы сочтете это слишком рискованным, я решил еще раз пойти в дом Марлены. Ее квартиру попросту замуровали. Кто-то позаботился о том, чтобы у всех сложилось впечатление, будто она там вовсе не жила. На это должны быть причины. Может, мне удастся найти какую-нибудь зацепку…

— Вы говорите, квартиру замуровали? Вероятно, вы хотите пойти туда с отбойным молотком? И что вы ожидаете увидеть в пустой квартире? Я вас прошу! Не следует подвергать себя излишнему риску!

Барбьери взял у Мальберга газету и нацарапал на ней номер телефона, пояснив:

— На тот случай, если я вам понадоблюсь.

Глава 18

Никто не заметил, как около полуночи в замке Лаенфельс приоткрылось окно. Из щели показался стальной наконечник стрелы. Она была направлена на соседнее здание. Стрела просвистела почти беззвучно, тускло блеснув в бледном лунном свете. Через долю секунды она попала в какое-то маленькое существо, сидевшее на вершине водосточной трубы. Оно издало предсмертный писк и упало на булыжную мостовую, пролетев три этажа. После этого вновь наступила тишина.

Спустя десять минут гематолог Ульф Груна и исследователь клеток доктор Дулацек вышли во двор замка через узкую стрельчатую дверь. У Дулацека была темная продолговатая ботанизирка тридцати сантиметров в длину и десяти в поперечнике.

— Я и не предполагал, что вы так хорошо стреляете из лука, — пробормотал Дулацек, всматриваясь в темноту двора.

— Еще пару лет назад, — шепотом ответил Груна, — когда я учился в Англии, я был членом спортивного клуба. Мы тренировались два раза в неделю. С тех пор я никогда не переставал заниматься стрельбой.

— Стрела — опасная штука!

— Конечно. В большей степени все зависит не от стрелы, а от лука. С помощью точного лука с хорошо натянутой тетивой можно убить человека с расстояния в двести метров.

— И абсолютно бесшумно!

— Конечно, если сравнивать с огнестрельным оружием, — тихо произнес Груна и указал рукой в угол двора. — Там!

Стрела Груны попала в голубя, который ночевал в водосточном желобе.

Дулацек вынул из коробки обернутую в белое полотенце стеклянную пипетку и скальпель и передал пустую ботанизирку Груне. Тот поднял стрелу с голубем и бросил птицу в коробку.

— Нам нужно торопиться, — прошептал Ульф Груна, который оставался на удивление спокойным.

Дулацек кивнул.

Освещая путь фонариком, они поднялись по винтовой лестнице в лабораторию. Во второй комнате находился гематологический кабинет. Груна все подготовил. Он затемнил единственное окно, которое выходило во двор замка, и включил свет. На короткое время яркий неоновый свет ослепил его. Доктор Дулацек отрезал голову голубя скальпелем. Потом Груна набрал в пипетку сочившуюся кровь. Едва пипетка наполнилась кровью, как кровотечение остановилось.

— Нам этого должно хватить, — довольно сказал Груна и снова бросил голову и тело голубя в ботанизирку. Потом он погасил свет и убрал светомаскировку.

Дулацек схватил Груну за руку:

— Кажется, я слышал шаги.

— В это время?

— Вы же знаете, что Эрик ван де Беек и Аницет работают по ночам. Но я никогда не видел, чтобы в это время горел свет.

Оба напряглись, вслушиваясь в темноту. Через какое-то время Дулацек покачал головой и сказал:

— Пойдемте, у нас все равно мало времени.

Пляшущий луч фонарика указывал им дорогу к лаборатории профессора Мьюрата. Эта комната была больше, чем все остальные, и располагалась в конце ряда лабораторий. Тут было три окна, из которых, в отличие от других лабораторий, открывался прекрасный вид на долину Рейна.

Груна закрыл за собой дверь и включил свет.

На длинном белом столе, накрытом матовым стеклом, стояли приборы для опытов, с помощью которых ученый хотел «перевернуть мир». Так сам Мьюрат говорил о своем открытии, которое подвигло братство Fideles Fidei Flagrantes на охоту за предполагаемым оригиналом Туринской плащаницы.