Восьмое Небо

— Раньше чтили Розу Ветров, — задумчиво прогудел он, разглядывая невыразительными линзами прозрачное готландское небо, — Ее и сейчас, конечно, ценят, но больше для виду. Не понимая ее истинной силы. Раньше, поднимаясь в небо, иной раз на голом плоту с тряпкой вместо паруса, всякий прислушивался к ее шепоту. Роза не просто так ветра чертит, у всякого особый смысл, особая роль. Небоходы — вот первые люди, которые стали ее слушать. А она громко шепчет, рыба-инженер, надо лишь разбирать ее голос… Не иди против ветра, ищи слабину. Не натягивай слишком сильно паруса, могут и не выдержать. Не меняй высоту без причины. Смотри кругом, следи за тем, как ведет себя рыба. Умей менять ветра, не всю жизнь на одном тащиться. Помни про ветра и уважай их — тогда они позаботятся о тебе. Но попробуй только идти им вопреки или недооценивать — живо отправят прямиком в Марево!

Тренч машинально кивал, пытаясь не отстать от голема. На готландских островах, как и везде в Унии, Розу Ветров чтили, но без особого пиетета.

— Нынче многие стали забывать, что законы Розы Ветров посланы не только кораблю, но и человеку, — Дядюшка Крунч тяжело засопел. Едва ли это было дыханием, скорее, натужно работал какой-то внутренний фильтр, — Человеческая душа — она что парус. Какой ветер Роза ей пошлет, так и будет. У каждого человека ведь свой ветер, и ни одна ведьма не нагадает, куда он тебя потащит, вверх или вниз, на запад или на восток… Сегодня ты богат и славен, правишь собственным островом, а завтра — фьють! — и уже на Восьмом Небе. У Розы Ветров свои навигационные карты, не чета нашим… Вслушивайся в тот ветер, что ведет тебя, учит Роза, будь чуток к нему, будь осторожен, особенно когда пытаешься его сменить, не окажись в буре… Человек, что не слушает ветра, добром не кончит, и неважно, под парусом он идет или всю жизнь живет на куске камня. Про это вы, ротозеи, и забываете… А ну брысь! Брысь, хвостатое отродье!

Дядюшка Крунч внезапно воздел свои огромные клешни и загрохотал ими так, что Тренч поневоле отшатнулся, опасаясь, как бы его не растерло в песок, попади он между этими жерновами.

— Летающие желудки! Брысь, говорю!

Тренч успел заметить, как над палубой спасаясь врассыпную, несется стайка невзрачных серых рыбешек с темно-красными нижними плавниками. Они вели себя так непринужденно, словно громыхающая железом боевая машина представляла для них не большую угрозу, чем обычное пугало. Поднявшись футов на пятнадцать, они убедились, что голем их не достанет и принялись беззаботно пощипывать поросшую мелкими мидиями грот-стеньгу.

— Карпы, — неохотно пояснил голем, прекратив размахивать руками, — Чертовы рыбы, житья от них никакого. Привыкли крошками с камбуза пробавляться, вот и наглеют. Где-то на нижней палубе гнездо свили, обвыклись. Ну ничего, я еще им задам… Так что, чтут у вас Розу?

— В Готланде чтут, — не очень уверенно произнес Тренч, — Молитвы есть и… вообще.

— Молитвы… — передразнил его Дядюшка Крунч, — Когда ветер в бакштаг ударит, парус перекидывать надо, а не молиться! А знаешь, откуда все ваши беды, рыба-инженер?

— Нет.

— От паровиков! — голем поднял вверх палец, силы в котором было заключено больше, чем во всем избитом и обмороженном теле Тренча, — Все от паровых машин началось, от этих ваших котлов, колес, труб… На что запоминать каждый ветерок в небе, если довольно завести пары и переть куда глаза глядят? На что знать, где пролегает Шустрый Плевака и чем он отличается от Плаксы Эбби, если паруса нынче вовсе не нужны? Знай себе подкидывай зелье ведьминское да лети не глядя на компас! Безрассудочные стали, самоуверенные. А там уж и на самих людей перекинулось. Острова делят, небо дымом коптят, из пушек палят…

Тренч вспомнил погибающую «Саратогу», но благоразумно не стал открывать рта.

— «Вобла» из кораблей старой постройки, — Дядюшка Крунч поправил какую-то снасть, свисавшую с мачты, — Но и ее потрепало время. Когда-то она была чистым барком. Три мачты, полное парусное вооружение, триста душ экипажа! Это тебе не дымом коптить!

— Времена меняются, — осторожно сказал Тренч.

— Верно. Сперва пришлось мачты менять, видишь, только на фоке прямые и остались. Память о старых временах. Так что теперь наша «Вобла» не барк, а баркентина. Оно и понятно, для косых парусов обслуги надо меньше, кто нынче триста ртов прокормит… К тому же, с прямыми не за всякой современной шхуной угонишься — они же, хитрецы, круто к ветру берут, тут без косого паруса никак.

Тренч покосился на гребные колеса. Словно услышав их разговор, эти громадины начали медленно приходить в движение, отчего над верхней палубой поднялся тревожный гул. Сперва колеса двигались медленно-медленно, рывками, едва черпая лопастями воздух, но вскоре уже работали безостановочно, как часовые шестерни. От их работы вся палуба едва заметно вибрировала, неприятно щекоча подошвы, но ощущение все равно было захватывающим. Совсем не то, что разглядывать смазанные силуэты кораблей с верхушки острова…

— Сильная у вас машина, — пробормотал Тренч с уважительной интонацией, как настоящий инженер.