Воскресший гарнизон

— А вот этим вопросом задаваться не следовало, Устке. Каким угодно, только не этим. Скорцени — «при всем». В том-то и дело, что в нынешней войне Скорцени — «при всем». Если бы войны не порождали таких гениев диверсий, как Скорцени, — внушаю-ще вещал барон, почти склоняясь над смотрителем зомби-морга, который, в свою очередь, все еще склонялся над умерщвленным пленным, проходившим в ведомостях «Лаборатории призраков» уже под кодовым номером «Зомби-541», — они давно лишились бы ореола романтики и героизма, а значит, потеряли бы в глазах воинствующего человечества всякий смысл.

Устке слишком плохо знал Штубера, чтобы понять, что в его словах — убеждение, а что всего лишь ироническая бравада, но на всякий случай миролюбиво признал:

— Теперь улавливаю вашу мысль. «Евангелие от Скорцени». Как не понять?

— Откровениями которого и будет открываться наша с вами «Рейхс-Библия зомби», в которой лично мне, недостойному фронтовику-окопнику, будет отведена всего лишь скромная роль копииста. Если, конечно, совет апостолов-евангелистов не сочтет подобное назначение кощунственным.

Смотритель зомби-морга напомнил было Штуберу, что до сих пор «Библией» национал-социализма, а значит, и самого рейха, было принято считать «Майн кампф» Гитлера, но барон легкомысленно предположил, что после падения рейха этот труд фюрера вряд ли потянет даже на «Ветхий завет», да и то весьма сомнительной святости. И смотрителю зомби-морга пришлось столь же легкомысленно согласиться: «Действительно, вряд ли!».

— Всем вышеизложенным вопросам и будет посвящен один из моих психоаналитических трудов, Устке.

— Начните с того, что в «Лаборатории призраков» мы пытаемся создавать некую разновидность гомо сапиенса, не только не испросив при этом позволения у Господа, но и нагло вторгаясь в его прерогативы.

* * *

Устке хотел продолжить свой монолог, но в это время появился доктор Мартье — приземистый худощавый француз с лицом аристократа, испещренным морщинами старого, обожженного всеми северными ветрами померанского[14] рыбака.

Поняв, что привело в его обитель заместителя коменданта и Отшельника, которого Мартье уже хорошо знал, обер-зомбист рейха повел их в свой кабинет, пригласил туда «Зомби-08» и только тогда, близоруко щурясь, поднес статуэтку к самому лицу.

— Я не большой ценитель искусства, — бубнил он, внимательно всматриваясь при этом в выражение лица распятого, — но уверен, что от этого изуродованного нашим зомби распятого Иисуса церковники будут не в восторге. А именно они мнят себя истинными знатоками всего божественного на этой грешной земле.

— Понятно, что выражение лица им не понравится, — согласился с ним Отшельник. — Хотя как раз таким оно, возможно, и было у Христа в тот судьбоносный момент распятия.

— Хватит того, что римляне поглумились над этим иудеем, распяв его на Голгофе, — все еще не отрывал взгляда от статуэтки главный зомбист «СС-Франконии», никак не реагируя при этом на вторжение Ореста в свой монолог. — Зачем же глумиться еще и таким вот жестоким образом вам, распинателям от искусства? — повертел Мартье статуэткой у самого носа. — А, что скажешь, зомби Тронов?

Отшельник перевел его ответ, однако похоже было, что зомби и сам неплохо владел языком рейха.

— Я — «Зомби-08», — по-армейски подтянувшись, ответил этот новоявленный скульптор на неплохом немецком.

— Это нам известно. Я спросил о твоем «Распятии», о лике Христа.

— Я — зомби-воин из роты Свирепого Серба.

— Тоже звучит устрашающе. Что еще ты решил поведать нам... сержант Тронов? — спросил Мартье, заглянув в лежавшую на его столе «амбарную книгу», в которой содержалось краткое досье на каждого из сотворенного им в «Лаборатории призраков» зомби.

— Теперь я работаю с мастером Отшельником. Вырезаю статуи распятого Иисуса.

— Вот тут-то и начинается самое любопытное, — после каждого слова задумчиво кивал головой Мартье, рассчитывая, что наконец-то зомби прорвало и он разродится какими-то словесными тайнами. — Хотелось бы понять, почему ты намерен вырезать их в виде таких вот уродцев. Слушаю, сержант Тронов, слушаю.

Обращаясь к нему по фамилии и воинскому званию, Мартье уже нарушал один из постулатов «Лаборатории призраков» — никогда не напоминать зомби их прежние имена, должности и места рождения, дабы не пробуждать в их сознании проблески былой памяти, сфера которой все еще оставалась неизученной и проявлялась множеством странностей. Из тех постулатов, которые сам же и вводил. Иное дело, что Тронов лишь молча следил за выражением лица и движением губ своего создателя. В эти минуты он был похож на глухонемого, пытающегося считывать сказанное с губ собеседника.

— Я попытаюсь беседовать с этим зомби во время его работы над «Распятием», — пришел на выручку им обоим Отшельник. — Давно обратил внимание, что в это время выражение его лица становится более осмысленным.