Предоставим же слово Оглоблину о шведском вторжении на малую родину нашего третьего президента. Цитирую языком оригинала, дабы никто, не дай Бог, не попытался обвинить меня в неточном переводе. Благо, все в нашей стране замечательно понимают и русский, и украинский языки: «30 листопада 1708 р. загін полковника Дюкера числом близько 1500 чол. хотів зайняти місто Недригайлів, але мешканці засіли в замку й не впустили шведів, які у відплату за це спалили передмістя й спустошили околицю».
Конечно, если бы среди них был человек, наподобие Оглоблина, мечтавший стать недригайловским бургомистром, то оккупанты спалили бы не только предместье! А так упорным европейским просветителям пришлось предпринять еще одну попытку. Как пишет в своей книге «Гетьман Іван Мазепа та його доба» все тот же Оглоблин, «9 грудня 1708 р. король вислав туди загін у 500 чол. на чолі з підполковником Функом. В м. Тернах всі мешканці, навіть жінки, билися проти шведів. Адлерфельд свідчить, що загін Функа вбив близько 1600 чол. у Тернах, спалив це містечко і місто Недригайлів, а також чимало сіл. Але широко задумана східна експедиція Карла і Мазепи в лютому 1709 р. не вдалася».
Почему же у нас никто не вспоминает о сожжении Недригайлова? Почему молчат о десятках других украинских местечек и сел, которые уничтожили Мазепа и его шведские друзья? Ведь, по словам Оглоблина, «самі шведи признавалися, що вони пройшли цю землю „вогнем і мечем“. На 7 миль навкруги все було знищено і спалено. Загинули міста й містечка Краснокутськ, Городня, Коломак, Куземин, Котельва, Мурафа, Колонтаїв, Олешня, Рублівка та інші й багато околичних сіл».
Между прочим, все это места, из которых происходили мои предки по отцовской линии. Сожженный шведами Куземин — родное село моего отца. А в начале XVIII века оно было сотенным местечком Гадячского полка — соседнего с Полтавским! Там тогда стоял замок над речкой Ворсклой, который и сожгли шведы! Интересно, получится ли Виктору Ющенко убедить после всего этого меня, что шведы пришли на Украину как «союзники»? Думаю, нет. Даже если он мобилизует все киевские научные институты, где заправляют такие же, как и он, перекрасившиеся в желто-синее бывшие красные «члены» КПСС.
Не увидели в карателях-шведах союзников и люди, населявшие тогда эти места. В теплой уютной эмиграции профессор Оглоблин продолжает повествовать о последствиях шведских зверств: «На терені Слобожанщини й пограниччі Гетьманщини „почалася нечувана до того партизанська війна“ проти шведів, „ведена з упертістю й завзяттям головно українськими селянами“»…
Дальше историк-псевдонационалист (ведь не может же быть настоящим националистом советский профессор и гитлеровский лакей) был вынужден даже процитировать современную вторжению Карла XII «Лизогубовскую летопись» которая свидетельствовала на тогдашнем украинском языке, почему-то удивительно похожем на русский: «Того ж року (1708–1709) малороссияне ВЕЗДЕ на квартерах и по дорогам тайно и явно шведов били, а иных живых к государю привозили, разными способами бьючи и ловлячи блудящих, понеже тогда снеги великие были и зима тяжкая морозами, от которых премного шведов погинуло».
Вынужден Оглоблин признать и грабежи, которые чинили шведские солдаты, и мародерство, и осквернение ими православных церквей: «Обурене шведськими насильствами та грабунками, а де-не-де й зневагою українських церковних святинь чужовірною солдатескою, населення Сіверщини, під впливом також російської пропаганди, а згодом і закликів української адміністрації, почало вживати партизанські методи боротьби. Про це свідчать і шведські, і московські джерела».
Думается, главной причиной тут была все-таки не «російська пропаганда», а поведение захватчиков. Шведы были лютеранами. Причем, фанатичными. Они не проявляли терпимости к представителям других конфессий. Вот их и били малороссы, так же, как советские украинцы били немцев и их прислужников во времена Оглоблина. А тому, от дубины народной войны бежавшему, приходилось констатировать, что весной 1709 года «діяльність партизанських загонів, організованих за допомогою російської військової влади, охоплює всю територію, зайняту шведським військом. Стомлена лютою зимою, знесилена через тяжкий стан і хвороби… шведська армія в цей час особливо відчувала всю силу й небезпеку партизанської війни. Шведські учасники походу одностайно скаржилися на дії партизанських загонів у квітні 1709 р.».
Вы спросите, а почему Оглоблин вынужден был все это признать? Ведь до прихода немцев в Киев он числился советским доктором истории украинской культуры — причем, первым, кто получил эту степень в УССР! Ему было не привыкать к вранью. До того, как переквалифицироваться в истинного «европейца», а дотом «американца», он оценивал Мазепу весьма критически. Что же мешало ему подчистить факты?