Подхлестываемые дождевой водой, грибы выросли в чудовища, с полуметровыми шляпками, стояли - куда только ни глянь,- и грибы все были так здоровы, так свежи, так крепки, что никакого другого решения нельзя было принять. Вернуться назад, выбросить в траву, что было собрано раньше, и приехать в больницу с этим вот грибным чудом в руках.
Так я и сделал.
На все было нужно время, но я рассчитал, что дошагаю по тропе в полчаса.
Я спустился с пригорка, раздвинул кусты - холодная вода на метры залила тропу. Тропа исчезла под водой, пока я собирал грибы.
Лес шелестел, холодная вода поднималась все выше. Гудело все сильней. Я поднялся по горке и вдоль горы держал направо к месту нашей встречи. Грибов я не бросил - две тяжелые корзины, связанные полотенцем, свисали с моих плеч.
Вверху я подошел к роще, где должна быть лодка. Роща была вся залита водой, вода все прибывала.
Я выбрался на берег, на пригорок.
Река ревела, вырывая деревья и бросая их в поток. От леса, к которому мы причалили утром, не осталось ни куста - деревья были подмыты, вырваны и унесены страшной силой этой мускулистой воды, реки, похожей на борца. Тот берег был скалистым - река отыгралась на правом, на моем, на лиственном берегу.
Речушка, через которую мы переправлялись утром, превратилась давно в чудовище.
Темнело, и я понял, что мне надо в темноте уходить в горы и там подождать рассвета, подальше от ледяной бешеной воды.
Промокший до нитки, поминутно оступаясь в воду, перескакивая в темноте с кочки на кочку, я выволок корзины к подножью горы.
Осенняя ночь была черной, беззвездной, холодной, глухое рычанье реки не давало мне прислушаться к голосам - да и где я мог слышать чьи-либо голоса.
В распадке неожиданно засиял свет, и не сразу я понял, что это не вечерняя звезда, а костер. Костер геологов? Рыболовов? Сенокосчиков? Я пошел на огонь, оставив две корзины у большого дерева до свету, а маленькую взял с собой.
Расстояния в тайге обманчивы - изба, скала, лес, река, море могут быть неожиданно близко или неожиданно далеко.
Решение "да или нет" было простое. Огонь - на него надо идти не раздумывая. Огонь был новой важной силой в моей нынешней ночи. Спасительной силой.
Я собрался брести неутомимо, хоть на ощупь - ведь ночной огонь был, а значит, там были люди, была жизнь, было спасение. Я шел по распадку, не теряя огонь из виду, и через полчаса, обогнув огромный камень, вдруг увидал костер прямо перед собой, вверху, на небольшой каменной площадке. Костер был разожжен перед палаткой, низенькой как камень. У костра сидели люди. Люди не обратили на меня ни малейшего внимания. Что они здесь делают, я не спрашивал, а подошел к костру и стал греться.
Размотав грязную тряпку, старший косец молча протянул мне кусочек соли, и скоро вода в котелке завизжала, запрыгала, забелела пеной и жаром.
Я съел свой безвкусный чудо-гриб, запил крутым кипятком и немного согрелся. Я задремал у костра, и медленно, неслышно подошел рассвет, наступал день, и я пошел к берегу, не благодаря сенокосчиков за приют. Две мои корзины у дерева были видны за версту.
Вода уже спадала.
Я прошел по лесу, цепляясь за уцелевшие деревья со сломанными ветками, сорванной корой.
Я шел по камням, иногда наступая на заносы горного песка.
Трава, которой предстояло еще расти после бури, глубоко пряталась в песок, в камень, цепляясь за кору деревьев.
Я подошел к берегу. Да, это был берег - новый берег,- а не зыбкая линия половодья.
Река бежала, еще тяжелая от дождей, но было видно, что вода садится.
Далеко-далеко, на другом берегу, как на другом берегу жизни, увидал я фигурки людей, машущих руками. Увидал лодку. Я замахал руками, меня поняли, узнали. Лодку подняли вдоль берега на шестах, километра на два выше того места, где я стоял. Сафонов и Веригин причалили ко мне много ниже. Сафонов протянул мне мою сегодняшнюю пайку - шестьсот граммов хлеба, но есть мне не хотелось.
Я выволок свои корзины с чудо-грибами.
Дождь, да я тащил грибы через лес, задевая о деревья ночью,- в корзине валялись только обломки, обломки грибов.
- Выбросить, что ли?
- Нет, зачем же...
- Мы свои вчера бросили. Едва успели перегнать лодку. А о тебе так подумали,- твердо сказал Сафонов,- с нас больше будет спроса за лодку, чем за тебя.
- За меня немного спроса,- сказал я.
- Вот то-то. Ни нам, ни начальнику за тебя немного спросу, а за лодку... Правильно я сделал?
- Правильно,- сказал я.
- Садись,- сказал Сафонов,- и бери эти корзины проклятые.
И мы оттолкнулись от берега и пустились в плавание - утлый челнок по бурной, еще грозовой реке.
В больнице меня встретили без ругани и без радости. Сафонов был прав, когда позаботился раньше всего о лодке.
Я пообедал, поужинал, позавтракал, и снова пообедал и поужинал - съел весь свой двухдневный рацион, и меня стало клонить в сон. Я согрелся.
Я поставил на огонь котелок с водой. На укрощенный огонь укрощенную воду. И скоро котелок забурлил, закипел. Но я уже спал...
1966
ВОСКРЕШЕНИЕ ЛИСТВЕННИЦЫ
Мы суеверны. Мы требуем чуда. Мы придумываем себе символы и этими символами живем.