Прополис, однако, ему явно помог. Это он почувствовал спустя примерно полмесяца после того, как начал его принимать. Помогла, наверное, и весна, хотя на легочников, как он знал, не всегда она действовала благотворно. На Леониде Александровиче сказались, наверное, не столько ее солнечные дни и хмельной воздух, сколько само ежегодное чудо пробуждения живой природы. Вершилось это чудо даже в пределах его квартиры, на ее окнах, в глиняных горшочках с несколькими горстями земли. Любимые его цветы с острыми, как у акации, шипами на глазах покрывались все новыми листочками и стояли в буйной листве, спрятав в нее свои колючки.
Их принесла и заставила ими все подоконники Варя. Она же завела в его доме аквариум-ширму с неприхотливыми рыбками гуппи и меченосцами. Потом уж он сам подкупил молинезий и барбусов. Барбусы были капризны и долго не приживались. Но Леонид Александрович упорно покупал все новых веселых полосатых рыбок. Они напоминали ему морячков в тельняшках, воскрешали в памяти моря, особенно Азовское, на берегу которого прошло его детство.
В июне Леонид Александрович почувствовал себя совсем хорошо. Помог Варе и Вадиму достать путевку в Гагру, куда и сам собирался в конце лета, хотя надо было бы в Крым, как советуют врачи.
И вдруг это страшное известие!..
Леонид Александрович теперь снова лежит в постели. На этот раз его уложило сердце. Никогда прежде не только не жаловался на свое сердце, но и вообще не чувствовал его.
Как же, однако, стряслось все это? Кажется, недели две назад пришел к нему Вадим. Он никогда еще не приходил без Вари, и это насторожило Леонида Александровича. А когда он посмотрел в глаза Вадиму, сразу понял — случилось что-то с Варей!
А Вадим будто онемел.
— Что с нею, Вадим? — почти выкрикнул Кречетов.
Спросил с надеждой, что, может быть, Варя только заболела, но и без ответа догадывался, что случилось что-то пострашнее. Вадим был не только потрясен какой-то ужасной бедой, он был буквально сломлен…
Леонид Александрович усадил его в кресло, налил ему воды из графина, но он не стал пить. И тут только до сознания Кречетова дошло, что Вадим с Варей должны были еще находиться в Гагре. Минуло ведь всего две недели, а у них месячные путевки.
Конечно, с ней стряслось что-то именно там. Она хорошо плавала и любила далеко заплывать. Иногда даже за ограничительные буйки. Сколько раз ругал он ее за это, но она только посмеивалась.
Кречетов схватил Вадима за плечи и начал трясти…
И все-таки страшное слово «утонула» первому пришлось произнести Леониду Александровичу, а Вадим лишь слегка кивнул головой.
Немалых усилий стоило Кречетову добиться от него подробностей. Пришлось достать бутылку коньяку и буквально силком влить в рот Вадиму целую рюмку. Лишь после этого он заговорил:
— Вы знаете, она любит плавать…
— Но она хорошо плавала.
— Да, хорошо. Но в тот день никто не купался, море было неспокойно, и только она…
— А вы… Где же были вы?
— Не было меня поблизости. Она послала меня на рынок за фруктами.
— Одного?
— К ней пришла ее приятельница, и они направились на пляж, а меня послали за фруктами. У меня и в мыслях не было, чтобы она решилась купаться в такую погоду…
Спазм снова сжал Вадиму горло. Он умолк, а Леонид Александрович испугался вдруг услышать подробности гибели Вари и не стал его больше расспрашивать. Но Вадим, выпив еще рюмку, стал разговорчивее и рассказал, как весь день безуспешно искали тело Вари в бурном море и нашли только на следующее утро выброшенным волнами на берег далеко за городом. От отчаяния Вадим хотел и сам броситься в воду, но за ним буквально по пятам ходила подруга Вари, с которой они вместе приехали в Гагру.
— И не удержала бы она меня, — признался Вадим, — если бы не пристыдила: «Как же ты смеешь лишать себя жизни, даже если у тебя такое страшное горе, — сказала она. — Забыл разве, что Варя для тебя сделала? Затем разве положила она столько сил на тебя, чтобы ты теперь так отплатил ей за это?»
— А подруга Вари не Валентина Куницына? — спросил Леонид Александрович.
— Да, Куницына, — кивнул Вадим. — Вы, значит, знаете ее?
— Варя приходила ко мне с нею. Очень решительная девушка. И, в общем, правильно вас отчитала.
— Сказала даже, что это хуже предательства.
— Пожалуй, — согласился профессор. — А почему вы ко мне не сразу?
— Боялся к вам с такой вестью… Просил Куницыну, чтобы она… Но вы же знаете, какой у нее характер. Трусом назвала и потребовала, чтобы обязательно сам. Приехал я вчера, но сразу не смог. Да и сегодня очень бестолково… Извините меня, пожалуйста. Теперь престо не знаю, что делать, как дальше жить…
Полагалось, должно быть, сказать что-то Вадиму, утешить, ободрить, но Леонид Александрович не нашел нужных слов. Молча протянул ему руку, крепко сжал влажную его ладонь и проводил до самых дверей.
Кречетову показалось, что Вадим оценил это крепкое, мужское рукопожатие, заметно преобразился, взял себя в руки и ушел спокойнее, чем пришел. А сам Леонид Александрович, оставшись со своим горем наедине, ощутил вдруг такую томящую тоску, что просто места не мог найти.