Воскрешение из мертвых

— Ты умница, Олечка, — хвалит ее Татьяна. — Давай пройдем вон в ту боковую аллею. По ней, я заметила, почти никто не ходит. Лена что — пошла одна?

— Да, папа поручил ей сходить в универмаг.

— А теперь расскажи мне, Оля, как ты все это узнала, — просит Татьяна, как только они выходят на боковую аллею, еще более пустынную, чем центральная. — Я имею в виду то, что ты написала в своем письме…

— Я понимаю… А как, скажите, мне вас называть?

— Меня зовут Татьяной Петровной.

— Я понимаю, о чем вы это, Татьяна Петровна. О Тузе, да?

— О нем, Оля. Расскажи, пожалуйста, поподробнее, что ты о нем знаешь. Для нас это очень важно.

— Ничего почти. Я о нем случайно узнала, когда мама с бабушкой шушукались. Как только тетя Глаша к нам приехала, они все время шушукались о чем-то. Сначала я думала, что это они о тете Глаше, потому что мама считает ее чокнутой. Но бабушка говорит, что она совсем не чокнутая, а только до смерти запуганная братцем своим двоюродным Алешкой, вот этим самым Тузом.

— Как же ты это узнала, если они шушукались?

— Так ведь они шепотом днем только. А поздно вечером, когда думали, что я уже сплю, говорили громче, потому что спорили. Но я не спала. Это было, когда тетя Глаша уже уехала от нас. Особенно бабушка горячилась. Сердилась на маму, что она тетю Глашу чокнутой считает. «Ты, — говорила она маме, — не знаешь вовсе Лешку. Он, говорит, если и не убил в тот раз Глафиру, то теперь непременно убьет, как только дознается, что она нам обо всем рассказала». Разговор этот был у них еще до прихода к нам Туза…

— Он когда к вам приходил?

— Вскоре после того, как тетя Глаша уехала. Ночью это было. Мама даже побоялась открывать, а он бабушку попросил позвать, и та ему открыла. Когда вошел, сразу же велел свет потушить и спросил, кто еще дома. Вася с Петей у дяди Гриши тогда гостили. Это на Майские праздники было. Обо мне мама сказала, что я очень крепко сплю. Я и правда сплю крепко, но когда надо…

— Ну и что же делал у вас Туз? — не дает Оле отвлекаться Татьяна.

— Стал расспрашивать, зачем Глафира приезжала. «Навестить и отдохнуть после болезни», — сказала ему бабушка. Он снова: «Не жаловалась ли на что? Не обвиняла ли кого?» А бабушка у нас хитрющая старушенция. «Какая, говорит, словам ее теперь вера? Рехнулась она совсем от побоев своего изверга супруга. Говорили же мы ей, не выходи за этого пьянчугу. Так нет, люблю, говорит, его… А теперь клянет последними словами. Да и вообще мелет черт те что…» — «Ну, а обо мне, — спрашивает бабушку тот тип, — не говорила ли чего?…»

— Ведь «тот тип», судя по всему, твой дядя, — перебивает Олю Татьяна.

— Не хочу признавать такого дядю! — с негодованием встряхивает головой Оля. — Я бы такого сама в милицию отвела…

— Ну ладно, ладно, девочка, успокойся, пожалуйста.

— Нет, не успокоюсь! Я когда вырасту, непременно в инспектора или в следователи пойду, чтобы разоблачать таких и в тюрьму. Для этого небось юридический институт нужно кончать? Вы не могли бы мне помочь туда поступить?

— Тебе еще четыре года в школе нужно проучиться, — улыбается Татьяна, проникаясь все большей симпатией к этой смышленой девочке. — А вот когда кончишь школу, постараюсь помочь, если только ты к тому времени не передумаешь…

— Да что вы, Татьяна Петровна! Вот если только к тому времени все преступники переведутся, но это, наверное, будет не очень скоро. Как вы думаете?

— Да, наверное, не так уж скоро, — соглашается с ней Татьяна. — Однако для того, чтобы поступить в юридический институт, учиться нужно не на одни только тройки…

— Я это понимаю, Татьяна Петровна, и постараюсь…

— Теперь продолжим наш разговор. Ну и что же ответила бабушка на вопрос Туза?

— «А что такого могла о тебе говорить Глафира? — спросила его бабушка. — При ее помутненном разуме она тебя и не помнит, должно быть».

— И Туз этому поверил?

— «Ну ладно, сказал, дорогие родичи. Выгораживаете вы ее или на самом деле все так, у меня нет сейчас времени разбираться, поимейте, однако, в виду: взболтнет если кто, что я у вас был, худо всем вам будет…» И сразу же ушел, ни с кем не попрощавшись.

— Ты видела его?

— Когда он вошел, то свет у нас еще горел. Мама его зажгла, как только услышала стук в окно. Мы ведь в собственном домике живем. Дедушка сам его срубил перед войной. Он у нас был настоящим человеком…

— Я все о деде твоем знаю, Олечка. Знаю даже, что он был награжден солдатским орденом Славы. Отец твой тоже ведь был знатным железнодорожником. Ну и что же ты увидела, когда мама зажгла свет?

— Его я увидела, но сразу же закрыла глаза, чтобы он не заметил, что я не сплю. А догадалась, что это он, потому что бабушка шепнула маме: «Лешка это, наверное…»

— И ты запомнила, как он выглядит?

— Его всякая бы запомнила — такое страшилище! А у меня память на лица очень хорошая.

— Вот и опиши его поподробнее.

— Ну, во-первых, он очень здоровый…

— Высокий? — уточняет Татьяна.

— Может быть, и не очень высокий, но сильно плечистый. Таких я только в цирке видела.

— А лицо, волосы?