Воскресенье

Я начал быстро обдумывать свое прошлое, вспоминать все более или менее значительные события за последние пять-десять лет, чтобы обнаружить какое-то действие, какой-то акт, какое-то событие, которые могли бы ответить мне, почему выбрали именно меня и почему именно сейчас.

К своему удивлению, я понял, что в последние годы моя жизнь была настолько среднестатистической и такой однообразной (что противоречит моим устным эссе, утверждающим обратное), что, видимо, заговорщики решили ликвидировать меня как ненужного потребителя пищи на планете Земля. Это лишь один из возможных ответов на вопросы, которые я себе задавал, хотя их намного больше. Но со мной и на самом деле за последние годы не произошло ничего значительного, я не записался добровольцем в армию, я не сделал ничего заметного для общества, за что я получил бы общественное признание, я даже никого не убил и не ограбил! Я не мог найти ничего, ни малейшей зацепки, ради которой на меня могли бы завести досье в полиции. А, может быть, как раз в этом и причина. Не бывает такого, чтобы на гражданина не было заведено личное дело. Если не в полиции, то в банке, в системе социального страхования или здравоохранения. Поскольку у меня нет ни медицинской, ни социальной страховки, поскольку у меня нет банковских кредитов, и я не совершал никаких общественно опасных злодеяний, это значит, что, возможно, на меня нигде не заведено никакого личного дела. А человек без личного дела опасен не только для нашей страны, но и для всех стран мира. С этой точки зрения уличные нищие потенциально являются самыми опасными террористами на земном шаре. Их невозможно отследить, потому что они нигде не зарегистрированы.

Может, все дело в моих подрывных эссе? Но я передаю их грядущим поколениям исключительно в устной форме именно из страха быть пойманным. Значит, такая возможность исключена. Если только кто-нибудь из моих приятелей, с которым мы расслабленно обсуждали мировые проблемы в приятной атмосфере, не был стукачом!

Это правда, что я читаю. Да, за это меня могут привлечь. Не знаю, почему и как я читаю, но читать я люблю. У меня есть куча книг всяческих форматов, и я их читаю. Благодаря им я узнал о заговорах и покушениях в мире, о политических движениях и о великих политических и эзотерических загадках, которые все еще занимают человеческое воображение. Я не только читаю их, но и верю в их истинность. Может, кто-то где-то узнал, что я читаю такие книги и внес меня в список нежелательных лиц. Чтение всегда было опасно для общества. Особенно, если читать не то, что предлагается для массового чтения, а то, что отвергнуто, скрыто, маргинально и неизвестно. А я читаю в основном такое. Мои мысли схожи, если не совпадают полностью, с мыслями людей, которые пишут и думают на периферии цивилизаций. Как я могу быть уверен, что Марта не перестала со мной разговаривать из-за них?

Поскольку я не обнаружил никакого другого мотива, по которому меня могли бы обвинить и по причине которого мне подстроили такую ловушку, кроме чтения запрещенных книг, в которых говорится о мировых заговорах, мои мысли продолжали развиваться в этом направлении. Я все больше убеждался, что полиция, которой я уже давно подозрителен, преследует меня и следит за мной. Но она бессильна перед моей моральной и этической чистотой, бессильна перед моими христианскими жизненными принципами, бессильна из-за моего невмешательства в чужие дела. И это бессилие привело к появлению у нее огромного желания меня схватить на месте преступления. И что ей остается, кроме того, чтобы подставить меня? Игра.

И эта игра называется искушение.

Дело в этом, и ни в чем другом. Но вот только игра в искушение движется в направлении, которого никто не ожидал. Например, тайные агенты, проникшие в этот магазин, надеются, что я совершу здесь какое-то преступление, что-то украду, и тогда они с легкостью смогут меня схватить и обвинить. И хотя причины мне совершенно неведомы, поводом наверняка станет мой сенсационный арест в магазине уважаемого и высокопоставленного члена общества, так называемого господина Лазо. Но этого я никак не допущу. Даже если для этого мне придется погибнуть.

28.

Рука, опустившаяся мне на плечо, прервала мои теоретические размышления о заговоре, в который меня впутали. Веда. Спросить ее, что связывает ее с мужчиной на фотографии, или просто промолчать? Я решил пока не обнаруживать, что все знаю и что мне все известно. Я хотел дать себе еще немного времени, чтобы подумать, прежде чем делать следующие шаги. Я повернулся к ней и увидел, что она все еще не пришла в себя: изо рта у нее выходил еле заметный дым, под глазами набрякшие синяки, и она держалась за плечо Божо, как будто он был единственной опорой в ее жизни.

— Ну, что, придумал что-нибудь? — спросил Божо, который тоже появился позади меня.

— Что ты имеешь в виду?