Восковое яблоко

— Я полагал, что следует по возможности сузить круг посвященных, — объяснил ему доктор Камерон. Интересно, до какой степени сам Камерон испытывал антипатию к Фредериксу. — Я полагал, что вам будет легче вести себя как обычно, если вы будете думать, что все идет своим чередом.

— Но разве вы не понимаете, к чему это привело? — Фредерикс был разъярен, но ему удавалось сдерживать свой гнев. — Рушится абсолютно все, что я пытаюсь сделать. Вам следовало бы прийти сегодня на занятие, доктор, тогда вы наверняка почувствовали бы, что что-то не в порядке. Я знал, что в этом виноват Тобин, в нем было что-то фальшивое, но я и на минуту не мог предположить, что его внедрили намеренно! Если на групповой терапии присутствует посторонний, все, что я пытаюсь сделать, сводится к нулю. Да и само его пребывание в этом доме…

Доктор Камерон попытался успокоить Фредерикса, убеждая его в том, что если в корзине яблок оказался восковой муляж, то это не портит всю корзину. Я откинулся назад и в изумлении взирал на происходящее. Из всех причин, которые Фредерикс мог бы найти для оправдания своей теперешней злости — а я мог бы придумать несколько, — он выбрал ту, которая была за гранью моего разумения. Его не обидело то, что ему не рассказали о происходящем. Он не был озабочен тем, что постояльцам «Мидуэя» грозила опасность, а их о ней не предупредили. Его беспокоило только то, что мое присутствие изменило условия протекания какого-то непонятного эксперимента. «Мидуэй» был для него не чем иным, как лабораторией, и, если его обитателям нравилось коротать время, нанося друг другу увечья, для него это было просто интересно; если начальник заведения скрывал что-то от своего помощника, это было в его представлении просто неразумно; но когда сюда внедрили человека, который не вполне вписывался в эту среду, он пришел в бешенство.

Я сидел, наблюдая за тем, как Фредерикс кипит от злости, а Камерон его успокаивает, пока Фредерикс не вскинул руки и не возопил:

— Как я могу судить об их реакции на мои слова, если они подсознательно реагируют на него?! — И он указал на меня.

— Извините, доктор Фредерикс, — произнес я. Он посмотрел на меня одновременно со злостью и нетерпением. — Вы хотя бы задумывались о том, что намеренно оскорбляете постояльцев «Мидуэя»?

Он раздраженно отмахнулся от моего вопроса:

— У меня нет ни времени, ни желания объяснять свои методы непрофессионалу.

— Это не метод, доктор Фредерикс, — возразил я. — Вы столь же оскорбительно ведете себя и по отношению ко мне, а вы ведь уже выяснили, что я не обычный постоялец. Вы чертовски хорошо знаете, что доктор Камерон — не постоялец, но постоянно обижаете и его.

Доктор Камерон замахал руками:

— Ничего, Тобин. Мы с доктором Фредериксом понимаем друг друга. Мы с этим разберемся.

— Я рад, — сказал я и поднялся со стула. — Пойду наверх, отдохну. Я еще не вполне пришел в себя после вчерашней истории. Сообщите, укладывать мне чемодан или нет.

Доктор Камерон выразительно посмотрел на меня, призывая к терпению:

— Уверен, все уладится.

Я кивнул, увидев по его лицу, что лишь мешаю ему. Я вообще не стал бы вмешиваться в их беседу, если бы Фредерикс приложил хоть малейшие усилия, чтобы не доводить меня до белого каления, и я с трудом сдерживался, стараясь не наговорить еще больше.

Но он не захотел даже попробовать. А жаль. Когда я уже шел к двери, он сказал:

— Тобин!

Я остановился и посмотрел на него.

— Вы считаете, что моя манера поведения — не метод. А скольким людям вы при первой встрече рассказали то, что рассказали мне?

— Я не говорил, что такое поведение не дает результата. Я просто сказал, что это не метод. Метод — это то, что можно применить в случае необходимости и от чего потом можно отказаться. Акульи зубы тоже дают ощутимый результат, но они едва ли являются методом. Это просто то, что есть у акулы, потому что она акула.

Фредерикс одарил меня натянутой улыбкой:

— При других обстоятельствах, скажем, во время долгого путешествия в поезде, мне, вероятно, было бы приятно побеседовать с вами. Но не здесь. Не думаю, что вы это поймете — вы не профессионал, но доктору Камерону, несомненно, следует…

— Имейте в виду, — рявкнул я, — доктор Камерон находится здесь, и если вы хотите с ним поговорить, повернитесь и скажите это ему самому.

Я посмотрел на доктора Камерона. Он стоял за своим столом, и у него было страдальческое выражение лица.

— Я буду у себя, — сказал я и вышел из кабинета.

Дебби Латтимор сидела, склонившись над бумагами в канцелярии, куда выходила дверь кабинета доктора Камерона. Слышала ли она наш спор? Несколько секунд я помедлил у закрытой двери, но через нее не доносилось ни звука. Итак, Дебби, вероятно, пока не знала о том, что случилось и кто я такой. Тем лучше. Я все еще не исключал ее из числа подозреваемых, хотя мне казалось маловероятным, что она могла быть злоумышленницей.

Когда я проходил мимо, Дебби подняла голову и рассеянно мне улыбнулась, я тоже ответил ей улыбкой и вышел в холл.