Восхождение Ганнибала

Мелодии, доносившиеся из нескольких радиоприемников, соревновались между собой. Шарманщик с обезьянкой, отпущенные после завтрака из тюрьмы, гостеприимством которой они злоупотребляли довольно часто, безжалостно извлекал из своего инструмента хриплые звуки «Sous les Ponts de Paris»[18], пока кто-то не подал ему стакан вина и ореховый леденец обезьянке. Шарманщик залпом выпил вино и конфисковал половину леденца в свою пользу. Взгляд маленьких мудрых глаз обезьянки тут же приметил, в какой карман хозяин опустил леденец. Двое полицейских сделали музыканту обычное бесполезное предупреждение и подошли к прилавку с печеньем и пирожными.

Леди Мурасаки направлялась к палатке под вывеской «Legume Bulot»[19] – она хотела купить у главного поставщика свежих овощей молодые побеги папоротника-орляка. Граф очень любил эти побеги, а они распродавались моментально. Ганнибал плелся за леди Мурасаки с корзиной. Он остановился посмотреть, как торговец сыром смазывает маслом отрезок фортепьянной струны и разрезает ею огромный круг сыра. Торговец дал ему кусочек попробовать и попросил рекомендовать сыр мадам.

Леди Мурасаки не увидела орляка на прилавке, но прежде чем она успела спросить о папоротнике, господин Бюло сам вытащил из-под прилавка корзину свернувшихся, словно улитки, побегов.

– Мадам, они так превосходны, что я ни за что не мог позволить солнцу их коснуться. Ожидая вашего прихода, я накрыл их тряпицей, смоченной не водой, а настоящей садовой росой!

Через проход от зеленщика мясник Поль Момун, в запачканном кровью фартуке, сидел за столом-колодой для разделки мяса и чистил дичь, швыряя потроха в ведро и складывая птичьи желудки в одну миску, а печенки – в другую. Мясник был здоровенный, мясистый, на предплечье у него красовалась татуировка: вишня с надписью «Voici la Mienne, ou est la Tienne?»[20]. Красный цвет вишни казался более тусклым, чем кровь на его руках. Брат мясника Поля, человек приятный и лучше его умеющий общаться с покупателями, работал у прилавка под вывеской «Поль Момун: Прекрасное мясо».

Брат Поля принес ему гуся – ощипать и выпотрошить. Поль отхлебнул яблочной водки из бутылки, стоявшей рядом с ним, и отер лицо мокрой от крови рукой, оставив на щеках перья и следы крови.

– Полегче, Поль, у нас еще весь день впереди, – сказал ему брат.

– А чего бы тебе самому эту стебаную птицу не ощипать? Думаю, тебе больше под силу щипать, чем стебать, – ответил мясник Поль. Собственная шутка его явно весьма позабавила.

Ганнибал рассматривал свиную голову на застекленном прилавке, когда услышал голос мясника:

– Эй, япошка!

И голос зеленщика Бюло:

– Будьте любезны, месье, это непозволительно!

И снова Поль:

– Эй, япошка! А это правда, что у вас, у япошек, писяк наперекосяк? И пучок прямых волос торчком, как от взрыва?

Вот тут-то Ганнибал его и увидел, увидел его лицо, выпачканное кровью, в налипших перьях, как у Голубоглазого, как у Голубоглазого, лизавшего птичью кожу.

Теперь Поль снова повернулся к брату.

– А вот, скажу я тебе, у меня как-то раз была одна – в Марселе, так в нее вмещался весь твой…

Баранья голяшка, ударившая Поля прямо в лицо, опрокинула его на спину, осыпав птичьими внутренностями. Ганнибал оседлал мясника, молотя его бараньей голяшкой, пока она не выскользнула из его руки; мальчик пытался нащупать на столе позади себя нож для чистки дичи, но под руку ему попались куриные потроха и он влепил их в лицо мяснику, который наносил ему удары огромными, в крови, кулаками. Брат Поля ногой ударил Ганнибала в затылок и схватил с прилавка молоток для отбивания телятины, но тут леди Мурасаки влетела в мясницкую. Ее оттолкнули, и вдруг раздался крик «Кьяи!».

Леди Мурасаки держала большой нож мясника у горла брата Поля, как раз в том месте, где держал бы его он сам, закалывая свинью. Она произнесла:

– Прошу вас обоих не шевелиться, месье!

Они замерли на долгое мгновение, свистки полицейских слышались все ближе, огромные руки Поля застыли на шее Ганнибала, брат мясника не шевелился, только глаз у него дергался с той стороны, где острие ножа касалось его шеи, а Ганнибал все шарил и шарил рукой по столу позади себя. Двое полицейских, оскользаясь на потрохах, оттянули мясника и Ганнибала друг от друга, полицейский буквально оторвал мальчика от Поля, подняв его на руки и опустив на землю на другой стороне палатки.

Голос Ганнибала был хриплым и скрипучим от долгого неупотребления, но мясник Поль его понял. Мальчик сказал «Зверь!». Он сказал это очень спокойно, и слово прозвучало скорее как таксономия[21], а не как оскорбление.

Фасад полицейского участка выходил на площадь, за стойкой сидел сержант.

Комиссар полиции сегодня был в цивильной одежде – в изрядно помятом тропическом костюме. Ему было уже под пятьдесят, и он устал от войны. Когда леди Мурасаки с Ганнибалом оказались у него в кабинете, он предложил им стулья и сел сам. На его письменном столе не было ничего, кроме пепельницы с символом «Чинзано» и бутылки с водой, способствующей пищеварению. Комиссар предложил леди Мурасаки сигарету. Она отказалась.