Вошедшие в ковчег

— Не будем выдумывать. Никто ведь еще не доказал, что жертва — продавец картофеля. — Рука женщины легко коснулась моего плеча. Ее слова показались мне справедливыми, и я тут же приказал продавцу насекомых:

— Давайте проверим. Попросите взять трубку Сэнгоку, и сразу же все станет ясно.

Кивнув, он переключил рычажок.

«Алло, извините, что заставили вас ждать. Дайте, пожалуйста, трубку Сэнгоку-сан. Прием».

«К сожалению, его здесь нет, но, если хотите, я ему всё передам... Прием».

«Но вы ведь находитесь в лавке. И при этом говорите, что его нет, как же так? Прием».

«Ошибаетесь. Я в нашей конторе у мандариновой рощи. Здесь тоже установлена портативная рация. Вы спрашиваете о продавце картофеля? Действительно, куда же он делся? (Слышен какой-то шепот.) Вот как? Он поехал на мотороллере за сигаретами. Должен вот-вот вернуться. Прием».

— Спросите, где находится труп, — сказал зазывала.

«Где находится труп? Прием».

«Не прикидывайтесь простачками. У мандариновой рощи, где же еще. И если вы не уничтожите его, нам придется отвезти труп в полицию. А стоит взяться за дело полиции, она всю каменоломню перевернет. Мне бы тоже хотелось избежать этого. Дайте мне сына, он, я думаю, стоит рядом и слушает. Сейчас самое время помириться. Не совершает ли он ошибку? Если злится за то, что я порол его в детстве, пусть так и скажет, но не нужно забывать и о родительском сердце. Приходилось вершить семейный суд, что поделаешь, у самого в душе осталась рана на всю жизнь. Отцовское сердце — никуда не денешься. Слышит он меня? Ты уж пойми, сынок. А разговоры о том, что я забил ногами до смерти жену, — злобная, беспочвенная клевета. В общем, нам нужно пожать друг другу руки, отец и сын все-таки. Мы должны быть вместе, да и я уже не тот. Характер стал мягким, как булочка со сладкой начинкой, — годы, никуда не денешься. Прием».

Протиснувшись между продавцом насекомых и зазывалой, я закричал в трубку:

«Хватит болтать об отце и сыне, меня трясет от этой чуши!»

«Тут уж ничего не поделаешь. Половина того, из чего ты произведен на свет, — моя. Прием».

«Тонкетч».

«Постой! Я хочу, чтобы последнее слово осталось за мной, твоим отцом. «Отряд повстанцев» завоевал хорошую славу, я бы хотел и дальше служить людям, хотел бы делать добрые дела. Я изменился... Прием».

— Теперь еще этот труп... — прошептал я еле слышно. Ужасный день. Немыслимое, идиотское происшествие вдруг выросло в огромную волну, готовую все смести на своем пути. Прямо хоть верь в тринадцатое число, пятницу, буцумэцу[14] и прочие несчастливые дни.

Продавец насекомых поднес ко рту переговорную трубку и тихо сказал примирительным тоном:

«Простите, нам нужно еще немного времени. Прием».

«Мне это уже надоело, но я очень хочу помириться с сыном, такова человеческая натура, никуда не денешься. Подожду. Прием».

— Что будем делать? — спросил со вздохом продавец насекомых, переключив рычажок.

— Они говорят, что хотят договориться с нами, но ведь у нас выбора нет, — повернулся ко мне зазывала. — Верно? Чтобы не превращать «повстанцев» в наших врагов, придется заняться этим трупом. Если бы только узнать, кто настоящий преступник, тогда бы вообще нечего было волноваться... Мы должны подавить их своей выдержкой. Вы, Капитан, не убивали, значит, убийца кто-то из них.

— Все гораздо сложнее, — возразил продавец. — Я верю Капитану. Но где гарантия, что они не состряпали каких-нибудь улик против него на месте преступления? Если они ловко все сварганили, отпереться будет трудно.

— В этой каменоломне действительно всего два входа? — Женщина переменила положение и оперлась коленом о подлокотник дивана. Ее живот уже не так плотно прижимался к моему боку. — Не может так быть, что кроме «повстанцев» в каменоломне могли обосноваться какие-то другие люди?..

— Трудно представить себе такое. — Я не решился бы с полной уверенностью заявить: нет, этого быть не может. Со скоростью ротационной машины я попытался провернуть в памяти свой топографический план. В каменоломне есть немало уголков, о которых я знал, но пока не успел обследовать. Особенно пещера, напоминающая буддийскую часовню, посреди крутого обрыва в восточной части каменоломни. Но ходов, ведущих туда изнутри, нет. Это пробная выработка, которую забросили из-за того, что камень здесь был слишком сухим и никуда не годился. Судя по моим обследованиям, до сих пор в каменоломню никто не проникал, кроме как через вход у мандариновой рощи. — Нет даже намека на это...

— Подозревать можно кого угодно. Если говорить о косвенных уликах, то главный подозреваемый — я. — Зазывала, прикрыв рот ладонью, прыснул. Поведение неуместное и весьма подозрительное. — Я сообщил, что от меня удрал какой-то странный тип, но доказательств у меня никаких нет. Может, я его пристукнул, а теперь хожу как ни в чем не бывало? Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, нужно пойти к ним и во всем убедиться самому.