Вошь на гребешке (СИ)

– Понятно. Поэтому она не помогла мне сразу. Не со зла, я так и думал… Это и не плохо, это не худшее для неё. Ага, теперь вижу: ей невесть что наобещал Йонгар, среди прочего и место хозяйки Файена… Ради меньшего тихоня не предала бы Тэру, – поморщился Бэл. – Мне надо спешить в замок. Люди запада пусть ждут. Им воистину есть, в чем каяться.

– Я один не справлюсь…

Трава рядом с пределом зашевелилась, крупный бурый буг выбрался на её поверхность, встряхнулся, сбрасывая корешки с вычищенной шкуры. Все знают: буги приводят себя в порядок, зарываясь в мелких корнях. Луговина для них – любимое лежбище, к тому же разнотравье ценит возможность повозиться со шкурой, выбирая вместе с грязью семена и пыльцу дальних, неведомых, лугов. Взаимная выгода…

Буг протяжно завибрировал горлом, выпуская низкий, дрожащий звук. Глаза оттенка лунного серебра – а таковы они у всех псахов, даровитых в лечении – обратились к Бэлу. Буг улыбнулся широкой пастью, способной перекусить человека пополам, синеватый язык мелькнул и спрятался. Когти передних лап лязгнули, взрывая траву и натыкаясь на случайный камень. Волокнистые, моховые усы прилегли к морде и оплели горло, подчеркивая самые мирные намерения зверя. Ведь, как известно, буг топорщит усы на охоте и в бою.

– Красавец, – поразился Бэл.

– У-рр-м, – зевнул буг, щурясь.

– Седло тебе не идет, сплошная морока с ним, – посочувствовал Бэл.

– У-рр-м, – повторил буг.

– А без седла, просто по дружбе – отвезешь?

Буг улыбнулся шире, нырнул в почву, словно она мягче и податливее болотной жижи. Под спиной Бэла прокатилась волна, травник пискнул и невольно отстранился. Зверь вывернулся из травы прямо под седоком. Пополз из грунта. Заскрипели и ушли в мех хребтовые отростки, клацнули плечевые гребни. Бэла резко мотнуло в сторону, он ощутил себя тряпичной куклой. Буг зарычал, снова шевельнулся. Вывернул шею и щелкнул пастью у самого носа травника. Тот побелел окончательно, но пересилил страх, чтобы исполнить то, на что с долей раздражения намекал буг. Больного седока надо устроить удобно, затем подобрать нужные вьюны и помочь им, посадить на бурую шкуру и проследить, чтобы прижились.

– К утру я приготовлю травы, какие следует, – забормотал юноша, очнувшись окончательно и вспомнив о долге человека замка. – Бэл, так удобно?

– Превосходно. Благодарю.

Буг двинулся к замку неторопливо, но даже такой его шаг вынуждал травника бежать, почтительно испросив дозволения держаться за складку загривка.

Со спины зверя мир выглядел для Бэла совсем по-новому. Шкура зверя прирастала к телу, вьюн терся о спину, кожа нестерпимо чесалась. Не чувствуя собственных двух ног, Бэл все полнее воспринимал буговы четыре и невольно, противоестественно для своего обреченного состояния, радовался. Лапы ступали широко, мышцы перекатывались под шкурой, чуткий хвост вздрагивал, шелестел иглами – и метался, ощупывая луговину.

– С ума сойти, – пьяно рассмеялся Бэл, неуверенно шевеля пальцами. – Теперь я верю в легенду о бугадях, которые срослись и делались счастливы… Мы – разум, они – сила леса. Почему однажды два наши рода, дружные издревле, распались?

– Люди не имеют права отдаваться дикой охоте, – напомнил знакомое каждому пояснение травник, пыхтя рядом и стараясь не отстать.

– Право мертво, оно всего лишь слово. – Бэл нахмурился. – Скорее уж мы, люди, перестаем быть собою, теряя власть над внутренним «я». Сплестись корнями могут лишь разные. Человек и буг дополняют друг друга. Но, теряя разность, они теряют и единение.

– Тэра гордилась бы вами, – осторожно предположил травник, не понявший ни слова в рассуждении.

– Если у неё появится повод к тому, то созреет и возможность, – рассмеялся Бэл.

Лапы буга ступали теперь по мостовой внутреннего двора, зверь принюхивался, поднимая шипы ошейника и звучно чиркая по камням иглами хвоста. Он был чужд людскому жилью и едва пересиливал себя. Он трогал каждое деревце, стараясь найти в нем родство и опору.

– Здесь горит живое пламя, горячее в самую лютую зиму, – утешил нового друга Бэл, гладя бурую шкуру и радуясь восстановлению подвижности рук. – Еще тут есть кладовые и глубокие подвалы с потаенными закутами, годными под логово. Тебе понравится. Можно, я назову тебя Игрун? Ты приятель Милены, а для неё игра всегда была важной частью жизни… Она кралась и охотилась всяким шагом и взглядом.

Буг не возразил, знакомо поурчал и вроде бы успокоился. Он уже ступал по винту лестницы, чутко принюхивался и шире распахивал глаза, горящие любопытством. Не только люди интересуются неведомым…

Кисточки на ушах буга вздрогнули, отмечая неприятный звук. Бэл покривился, соглашаясь. Чего уж хорошего? Ружана стонет, давится слезами отчаяния. Тихоня доигралась.

– Никто не мог и предположить, что она… – зашептал травник. – Светл так тепло говорил о ней. Мы все уважали, ученица самой Тэры, шутка ли!

– Скажи прямо: все не верили, что она такое исключительное ничто, – хмыкнул Бэл. – Прежде я не соглашался признать, что слабые жаждут власти более сильных. Сам не жаждал, хотя был слаб, да и теперь я слаб.

– Вы?