Восемь трупов под килем

— Не делать? — прищурился Голицын. — Не делать что, Ванюша? Я должен был дать себя зарезать?

— Да пошел ты!.. — крякнул Лаврушин. Это было на него не похоже. Залился краской, но храбро вскинул голову. — Мы ведь, и впрямь, подумали, что ты погиб. И знаешь… стыдно признаться, но ты нас всех довел до такого состояния, что я на миг почувствовал… облегчение. Прости, братишка. Ты сам во всем виноват. Мы с Оленькой не сомневаемся, что Николай погиб… из-за тебя.

Он отпустил жену и ушел, не оглядываясь, к себе в каюту. Ольга Андреевна осталась в коридоре, она смотрела пустыми глазами перед собой. Судорожно вздрогнула, устремила безжизненный взгляд на Турецкого, повернулась, тихо ушла. Ворча под нос, уволокся в свою каюту Голицын. Остановился на пороге. В самом деле, как же не вспомнить о правилах санитарии и гигиены?

— Альберт, ну, что ты застыл как вкопанный? Распорядись — пусть матросы отнесут Салима в холодильник. А Герда пусть все тут вымоет. Не жить же нам в этой грязи… А я еще подумаю, где мне провести остаток ночи. А утром ведь все прояснится, верно? — он зловеще подмигнул Турецкому и удалился со сцены, хлопнув дверью.

Турецкий заглянул в каморку убиенного. Ирины Сергеевны там уже не было. Когда успела испариться? Он повернулся, встретился взглядом с Манцевичем. В глазах помощника, секретаря и заплечных дел мастера обосновался всепожирающий страх, который он не мог скрыть…

Страх терзал всех, кто остался в живых. Бесконечно такая нервотрепка продолжаться не могла. Недовольство кипело, точно варево в котле, а потом кто-то снял крышку, и все выплеснулось наружу! В два часа ночи «объединенные силы повстанцев» сделали попытку пробиться на капитанский мостик. На запрет болтаться по яхте откровенно забили. Феликс, Робер Буи, Иван Максимович Лаврушин и примкнувшая к ним Николь взлетели на капитанский мостик и осадили рубку. Пропустить такое зрелище Турецкий не мог, он выступал в роли зрителя и в итоге оказался, наверное, единственным, кому не надавали по морде. Шорохов, видя такую беду, заперся и дал тревожный гудок. Но Феликс и Буи надавили на дверь, выбили ее и с торжествующим ревом ворвались в рубку. Героически выполняющего свои обязанности матроса отшвырнули от панели управления судном, стали хвататься за какие-то рычаги. «Вы не знаете, как это делать! — рычал Шорохов. — Вы сломаете яхту!» Худо-бедно запустили двигатели, но сдвинуть с места яхту не смогли. «Рули!» — ревел Феликс, потрясая «интеллигентным» кулаком под носом у матроса. Тот вдруг начал зловеще смеяться — дескать, рулить-то можно, но куда плыть? Десять миль до берега, но береговая полоса изрезана скалами, таит неведомые опасности, она вообще не предназначена для крупных судов, здесь нет причалов. Может, для начала все-таки с якоря снимемся? «К Сочи плыть, к Сочи плыть!» — распалялся Робер, бросаясь давить все кнопки подряд. Шорохову тоже было не по нраву волеизъявление Голицына, но он привык выполнять приказы и не мог стерпеть такого вандализма: заехал Роберу с правой, тот, не устояв, придавил собой пищащего Лаврушина. Восторженно взвыл Феликс, звезданул Шорохову в ухо — не таким уж мягкотелым оказался этот толстяк. Шорохов выстоял, дал достойный отпор, но живот у Феликса был непробиваем. Началась свалка, которую венчало залихватское улюлюканье Николь. Но уже неслась подмога Шорохову — разъяренный Манцевич, мускулистый Глотов.

— Вы на чьей стороне, Турецкий? — рявкнул Манцевич, отталкивая сыщика.

— На божьей, — пробормотал Турецкий.

Николь стащили с лестницы, бросили на палубу, чтобы не путалась под ногами. Лаврушин, обнаружив, что силы становятся неравны, прижался к стеночке, вздернул лапки, зажмурился. Свалка была отчаянной. Робер заработал под дых, выпучил глаза, стал хватать воздух — его тоже свергли на палубу. Феликс долго не сопротивлялся — да его особенно и не мутузили.

— Все, все, хватит… — оторвал он от себя цепкие руки Глотова. — Подурковали, и будет. Убери свои лапы, матрос, а то сейчас вторую дырку в башке получишь!

— А ну, ша!!! — взревел Голицын, расталкивая людей. — Бунт на корабле? Расходитесь, господа, расходитесь! — он вдруг прижался к перилам и начал истерично хохотать. — Боже мой, Феликс, вы что, действительно хотели захватить управление яхтой? Вот умора-то!.. Хотел бы я посмотреть, как вы собрались с ней управляться… А ну, марш все по каютам! — взревел он, делая страшные глаза. Резко повернулся к Турецкому: — Спектакль окончен, детектив. Вижу, вы получили большое удовольствие от зрелища. Не пора ли за работу? Даю вам полный карт-бланш. Ваши помощники — Манцевич и Глотов. Предлагаю совместить приятное с полезным. Переверните мне эту яхту, но найдите пистолет! И не забывайте, скоро утро. К рассвету жду от вас отчета…