Восемь обезьян

— В общем, ушел Ринатка, я жду-жду — ни ответа мне, ни привета. Уже все сроки прошли, думаю, что там могло случиться? Звонить боюсь, мало ли что испорчу. Потом позвонил — никто не отвечает. Прошло еще сколько-то времени, и подумал я, что Ринатка меня кинул все-таки. Куда деваться? Собрал барахло кое-какое да и рванул из дома, а то, неровен час, менты появятся. Пока то да се, еще время прошло, снова звоню я Ринатке. И отвечает мне тот иностранец, которому мы монету должны были принести. „Где она?“ — спрашивает. И слышу я, что там, в телефоне, Ринат кричит. Так орет, что я сразу понял — пытает его этот басурман, черт его возьми. Смертную муку Ринатка принимает, потому что иначе люди так не кричат. А потом такой вой услышал — и оборвалось все. И только этот мужик ругается по-своему. Ясно, умер Ринатка и ничего тому типу не сказал про монету. А я тогда сообразил, что тот мужик искать ее будет. И придет за ней, а куда? У нас в квартире, что мы тогда с Ринаткой снимали, монеты нету, а куда Ринатка ее дел? И тут меня осенило. Он для вида охранником работал в супермаркете. Ну, там шкафчики у них есть, куда свою одежду складывают, когда в форму переодеваются. Поехал я туда, пролез в раздевалку, ну, дверцу-то открыть для меня плевое дело. Смотрю — вот она, лежит голубушка, под одежду спрятанная. Эх, Ринатка, думаю, вот за каким чертом мы с этой монетой связались? Хотел ты много денег, а получил смерть лютую, и больше ничего.

— Поделом ему! — вставила Полина.

— Ты давай уже заканчивай, — посоветовала Надежда, — времени у нас мало.

— Вышел я из того супермаркета, смотрю — мужик тот навстречу. Вычислил, сволочь, успел уже! Я — бежать. Тут кругом люди, он свои штучки на мне пробовать не стал, я — переулками, да и выскочил к той мастерской. И чую, что мужик тот рядом уже и что не уйти от него. А монету ему не хотел отдавать. Все равно живым не быть, уж это точно, и опять-таки — за Ринатку обидно.

Короче, забежал в мастерскую со двора, там дверь открыта, мастер покурить, что ли, вышел. Смотрю, стоят у него восемь обезьян в работе — кому какую морду он рисует или костюм. По желанию заказчика, в общем. Ну, я и запихнул монету в одну обезьяну между подставкой и ее задницей. Да и клеем залил, все быстро схватилось. А потом выхожу на улицу, и тот мужик рядом. Я — в сторону, у тетки какой-то сумку вырвал да бежать. Тетка орет, меня схватили, в полицию сволокли да сразу в камеру. А потом суд был, меня и закатали на три года, поскольку уже не первая судимость, было такое дело по малолетке. На зоне я все про монету думал. Верно, ценная она. Найду, думаю, продам, денег получу. Зря, что ли, три года на зоне был? Зона, она не сахар, всякое бывает…

— Сейчас мы тебя пожалеем, — фыркнула Надежда, — ты хозяина-то этой квартиры ограбил и убил!

— Это не я, это Ринатка… — Маркел опустил голову.

Тут раздался звонок в дверь.

— Ну, слава богу, наконец-то, сколько можно ждать! — Надежда устремилась в прихожую.

— Кто это там пришел? — опасливо проговорила у нее за спиной Полина Самсоновна.

— Да это Алена из детективного агентства оперативников прислала! — ответила Надежда, торопливо открывая замки и запоры. — Заходите, — проговорила она, распахивая дверь. — Долго же вы добирались, мы тут уже без вас управились…

И тут язык у нее прилип к нёбу.

В дверях стоял один-единственный человек, и он был совсем не похож на оперативника из частного детективного агентства.

Это был высокий худощавый мужчина с лицом длинным и узким, как лезвие ножа. А еще это лицо было смугло, оно отливало непривычным тусклым оттенком, какой приобретают с годами бронзовые статуи. Казалось, это лицо было опалено солнцем дальних, незнакомых морей, да что там — солнцем незнакомых времен или даже незнакомых миров. И одет он был как-то странно — то ли в старомодный костюм, то ли вовсе в какой-то камзол, какие носят герои исторических фильмов. Вообще, с его одеждой что-то было не так — она словно менялась каждую секунду, переливаясь и преображаясь.

В голове Надежды в долю секунды пронеслась неутешительная мысль — вот она учила Полину Самсоновну не открывать дверь незнакомым людям, а сама, как последняя дура, распахнула дверь, вовсе ничего не спросив и даже не взглянув в глазок…

— Кто… вы? — пролепетала она, пытаясь в то же время захлопнуть дверь перед носом таинственного незнакомца.

Это было, однако, ей не под силу. Смуглый незнакомец протиснулся в квартиру, как танк в посудный магазин, скользнул по лицу Надежды странным, пустым взглядом узких змеиных глаз и произнес единственное непонятное слово:

— Микелин!

Надежда вспомнила странный дневник, который она нашла в квартире Михаила Юрьевича. Неужели в том дневнике была написана правда? Неужели этот человек пришел сюда из неведомо какой страны, из неведомо какого времени за своей удивительной монетой?

— Микелин! — повторил смуглый незнакомец, оттолкнул Надежду и пошел по коридору, словно почуявшая след гончая.

Надежда опомнилась и бросилась вперед, чтобы опередить этого странного человека. За ней, тяжело топая, неслась Полина Самсоновна.