Крышка капота опустилась на место, как Хью Доновану тогда показалось, с поистине чудовищным скрежетом, а сам он отскочил к толстому приземистому клену, прижался к его стволу и затаился, снова физически ощущая, как сильно колотится его сердце, как по спине стекает противный липкий пот… Хотя лично он был почти на сто процентов уверен, что его никто не заметил. С его точки зрения, это было практически невозможно. Тут до его слуха донеслись звуки того, как совсем рядом, в абсолютной темноте Спинелли возится с машиной: вот открылась передняя дверца, затем, после негромкого щелчка выключателя в салоне, зажегся и тут же погас неяркий свет лампочки на потолке, вместо которой тускло засветилась приборная доска… Спинелли, подняв голову, внимательно осмотрелся. В тот момент Хью Донован мог отчетливо видеть его лицо, и его впервые за весь сегодняшний вечер охватил самый настоящий страх.
Трясущаяся нижняя губа, крупные капельки пота на взмокшем лбу… Спинелли попытался было довольно захихикать, но почему-то не смог. Вместо этого он открыл ящичек для перчаток, пошарил там рукой и достал оттуда наплечную кобуру, из которой торчала рукоятка здоровенного автоматического пистолета.
При виде его Хью Донован чуть ли не вслух прошептал: «Господи ты боже мой! Да, похоже, шутками здесь и не пахнет…» При этом сердце его заколотилось от страха, что Спинелли вдруг может его услышать. Хотя тот, наклонив голову, в тусклом свете приборной доски внимательно рассматривал свой автоматический пистолет. Вроде как изучал его. Или, скорее, проверял. Вот он, нажав на кнопку, освободил обойму, вынул ее, тоже осмотрел со всех сторон и коротким щелчком вставил на место. Затем поставил пистолет на предохранитель и снова вложил в наплечную кобуру. Еще раз огляделся, снял пиджак и надел ее под левую подмышку, на мокрую от пота бело-голубую рубашку. Его тяжелое дыхание было слышно даже с того места, где прятался Хью.
Кроны деревьев тихо зашелестели от внезапно налетевшего ветерка. Из трактира донеслись громкие звуки хохота и стука стаканов о деревянные столы — видимо, приветственно аплодировали какому-то смельчаку, осмелившемуся исполнить «сольный номер». Хриплый аккордеон сделал положенное вступление — совсем будто прочищал горло перед исполнением главной партии, — после чего гомон постепенно стих, и в наступившей тишине чей-то тенорок манерно запел:
Кто-то внутри громко и, видимо, от души рассмеялся. Аккордеон, насколько это было вообще возможно, то ревел, то плакал, изо всех сил стараясь эмоционально выделить каждый слог… Затем чей-то голос громко выкрикнул:
— Эй, хозяин! Еще два горького!
Спинелли, по-прежнему тяжело дыша, снова застегнул свой пиджак на все пуговицы. Затем вытер вспотевший лоб шелковым платком, надел шляпу, поправил ее поля, выключил свет на приборной доске машины, захлопнул ее переднюю дверцу и, резко повернувшись, куда-то пошел. Очевидно, на какую-то важную для него встречу…
Но пошел он не куда-нибудь, а прямо в трактир. Следуя за ним, Хью Донован совершенно не знал, что, собственно, теперь ему делать. С одной стороны, поскольку в заведении, само собой разумеется, имелся черный ход, то если у Спинелли были хоть малейшие подозрения относительно возможной или даже подозреваемой слежки, избавиться от хвоста здесь ему было бы проще простого. Но с другой — Хью меньше всего хотелось рисковать встречей со Спинелли лицом к лицу…
Зато, так сказать, «с третьей стороны», в трактире было полно народу, и к тому же ему очень, просто невыносимо хотелось свежего пива. Поэтому в конечном итоге он выждал ровно столько времени, сколько, по его расчетам, требовалось для того, чтобы без особых опасений вывернуть свечи зажигания, и, уже не скрываясь, пошел вслед за Спинелли во внутренний дворик, а оттуда в трактир…
Глава 16
Загадка туфель
Итак, хотя и с осознанием собственной вины, что в разгар по-настоящему секретного и весьма важного задания он не смог удержаться перед мирским соблазном выпить бокал свежего пива, Хью Донован, тем не менее, довольно решительно прошагал по внутреннему дворику и вошел в зал трактира. Внутри стоял сильный запах пива, деревни и старого дерева. Причем стены, как ему показалось, были по меньшей мере, метра полтора толщиной… Вряд ли кто мог достаточно точно сказать, когда именно и для чего оно было в свое время построено, за исключением того, что два примыкающих строения по бокам внутреннего дворика, в которых было полно старых ручных тачек и сена, в свое время, скорее всего, являлись конюшнями. Народу в зале — заметно подвыпившего и постоянно натыкающегося друг на друга в узких проходах — оказалось куда больше, чем следовало бы ожидать. Через небольшие окна залы можно было увидеть две большие комнаты в боковых крыльях со стойками бара в самом конце. Спинелли выбрал правую залу.