Восемь мечей

— Или, что еще менее вероятно, в какой именно комнате он может заночевать?… Да?… Благодарю вас. — Епископ убрал записную книжку в карман сюртука и, приняв вид милостивой снисходительности, довольно похлопал себя по поясу. — Что ж, теперь, полагаю, мне лучше вернуться в кабинет Деппинга и подождать там прихода наших доблестных представителей власти. Пойдемте вниз? Морли, не откажите в любезности взять с собой вон ту свечу… Хотя нет… Оставьте ее, пожалуй, там на месте. Возможно, она нам вскоре понадобится.

Они уже пересекали холл, когда Морли вдруг снова заговорил:

— А знаете, сэр, простите милосердно, но ваше предположение просто… как бы это получше сказать… да, да по-своему просто смехотворно, иначе не скажешь. Конечно же, Хэнк его явно недолюбливал, против этого никто, включая и самого Хэнка, и не подумает возражать. Но ведь это не является основанием для того, чтобы… — Он чуть поколебался, как бы не желая что-то произносить вслух, но затем все-таки решился и упрямо сказал: — Что касается тайного проникновения с целью завладения моими туфлями, то… Нет, и еще раз нет! Это никуда не годится. Абстрактная теория, и ничего больше.

— Осторожнее, мой мальчик, осторожнее. Мне бы совсем, поверьте, совсем не хотелось бы, чтобы мои утверждения понимались как желание кого-то обвинить! Ведь я пока еще даже в мыслях не дошел до обвинений или даже выводов, конкретно подразумевающих таковые обвинения в умышленном убийстве. Однако если достопочтенный доктор Фелл по тем или иным причинам предпочтет силой данных ему полномочий отстранить меня от участия в его, мягко говоря, не совсем зрелых обсуждениях деталей расследования данного дела, то в таком случае и ему не стоит обижаться на то, что мне тоже придется предпринять определенные шаги по нейтрализации его, с позволения сказать, «не совсем дальновидного решения».

Такой неистовой и раздраженно-язвительной реакции отца Хью Доновану никогда еще не доводилось видеть. Причем в отношении не главного дела жизни, а, в общем-то, увлечения, хобби, не более того. Он вдруг с удивлением для самого себя заметил, что епископ заметно постарел и все чаще и чаще выходит из себя. А ведь раньше, несмотря ни на какие сатирические реплики о нем, никому и в голову не приходило сомневаться ни в его беспристрастии, ни в здравомыслии. Сейчас же Хью увидел перед собой седую голову с отвисшими щеками и обиженно сжатой ниточкой рта. Отец прожил слишком долгую, слишком полную наступательной активности жизнь, а вот теперь им, похоже, все больше и больше овладевает так называемое старческое младенчество! Хотя на первый взгляд пока еще и не очень заметное. А прошел всего лишь один год… Только теперь Хью начал осознавать, что такая неестественная для отца реакция была вызвана, скорее всего, тем, что Провидение, которое епископ с таким непомерным энтузиазмом и столь усердно превозносил, как бы в насмешку заманило его в совершенно дурацкую затею, от которой все остальные получали искреннее удовольствие, не более того. Это было совсем не смешно. Причем самое чудовищное во всем этом было то, что он воспринимал происходящее серьезно, вот в чем все дело… Где-то что-то было не так. Совсем не так!

Не верил Хью также и в виновность Моргана. Не верил хотя бы только потому, что в общем-то смутно, но абсолютно уверенно ощущал: такие, как он, вряд ли способны совершить убийство, тем более что сами все время пишут о них в своих книгах. Во всех их забавных и нередко отвратительных деталях. И обычно изображают убийц отталкивающими существами, которые живут не в нашем, человеческом, а в каком-то своем, особом, не совсем реальном мире. Ну вроде как единороги или, скажем, пожиратели падали — грифоны. Он сильно сомневался, что и отец сам верит во все это, однако его не переставала тревожить мысль: епископ находится в таком состоянии духа, что страстно желает обвинить кого угодно и в чем угодно! Независимо от веры и обстоятельств. Лишь бы вовремя подвернулся подходящий случай…

Впрочем, в данный момент Хью куда больше занимали мысли не столько о запутанности всего этого весьма необычного дела, сколько о том, как скоро ему удастся увидеть Патрицию. Когда он шел за отцом через широкую гостиную, вдруг с треском захлопнулась дверь библиотеки-кабинета и в гостиную, тяжело ступая, вышел Дж.Р.Берк. На лице его застыло сардоническое выражение. Он бросил на вновь пришедших рассеянный взгляд поверх своих профессорских полуочков и широко ухмыльнулся. Затем вынул трубку изо рта, чтобы выразительно ткнуть ею куда-то через плечо.

— Добрый вечер, — обратился он к епископу. — Меня, собственно, послали именно за вами. Кстати, и за вами тоже, молодой человек. Мои показания я уже им дал, и знаете, что они с ними сделали?… Засунули их в трубки и выкурили. Хм… — Он, не скрывая явного удовольствия, совсем по-петушиному склонил голову на одну сторону. — Так что давайте, давайте, заходите. Вас там ждут с большим нетерпением. Чем вас больше, тем веселее.

Епископ весь как бы подобрался.