— Да, но, тем не менее, он абсолютно прав. Иначе все это не будет выглядеть достаточно достоверным. Как, например, если бы современный писатель ни с того ни с сего решил подвергнуть реальные мотивы совершенного преступления столь же детальному анализу, как и обстоятельства ранней жизни Бетси среди полевых ромашек и одуванчиков или откровенно похотливые фрейдистские влечения, лежащие в основе непреодолимого желания какого-нибудь мужчины поцеловать домашнюю работницу. Хм… Когда запрет болезненно ранит нежную душу человека, получается преотличный роман, когда же человек сам попирает какой-либо запрет, получается всего-навсего детективная история.
— Значит, все-таки русские! — заметил Дж.Р.
— Так я и знал, — ворчливо произнес доктор Фелл. — Чуть что, значит, снова «эти русские». Их мне меньше всего хотелось бы обсуждать. После долгих и мучительных размышлений я пришел к выводу, что единственным правильным ответом любому, для кого во всем виноваты русские, и только русские, был бы немедленный и беспощадный удар в челюсть! Кроме того, мне, мягко говоря, совершенно безразличны извечные душевные страдания и муки любого, повторяю, любого существа, чья фамилия оканчивается на «цкий», а отчество на «ович». Не говоря уж о том, что, насколько мне известно из нашей литературы, эти люди совсем не человеческие существа в истинном смысле слова. О господи! — Доктор Фелл молитвенно закатил глаза к потолку. — Прости меня, грешного, за совершенно неумную и неуместную остроту… Впрочем, попробуйте вообразить себе загробную беседу между, скажем, Марком Твеном и Анатолем Франсом или кем-либо из знаменитых русских, и у вас, возможно… только возможно… появятся слабые проблески понимания того, что я мог иметь в виду…
Дж.Р. недовольно хмыкнул:
— Вы сами, похоже, совершенно не понимаете, о чем говорите. Кроме того, не могли бы мы вернуться к теме нашего разговора? Речь идет о последней главе, и нам бы хотелось поскорей с ней закончить.
Доктор Фелл задумчиво наморщил лоб.
— Самое интересное в деле об убийстве Деппинга, — пробурчал он, предварительно взяв со столика свой бокал с виски и с явным удовольствием сделав из него большой глоток, — заключается в том, что данное явление можно понять, только если дать себе труд попробовать разобраться в значении соответствующих фактов…
Подозрение о том, кто мог совершить это убийство, возникло у меня задолго до моего личного знакомства с ним. В частности, первым фактом, который не вызывал ни вопросов, ни сомнений, было то, что убийца не мог быть из нашего маленького сельского сообщества. Более того, он (или она) не только не был одним из наших, но и был посторонним лицом, судя по всему хорошо знавшим Деппинга в его прошлой (на тот момент времени нам еще неизвестной) жизни.
— Почему?
— Почему?… Что ж, давайте начнем с неудачной попытки убийства Спинелли самим Деппингом. С того момента, когда мы, следуя нашей предыдущей логике, решили, что именно Деппинг вышел тогда из дома в маскарадном костюме, а затем снова вошел в него через парадный вход. Тогда основная проблема заключалась в следующем: действовал ли Деппинг вместе с сообщником, которого он тайком поместил в собственном кабинете, чтобы обеспечить себе алиби, или работал один, а некто Икс, совершенно неожиданно оказавшийся в кабинете с целью убить хозяина, стал помогать ему вводить в заблуждение всех остальных, когда увидел реальную возможность заполучить убедительное алиби для самого (или самой) себя? А также имелись ли какие-либо свидетельства того, кем, собственно, был (или была) этот наш Икс?…
Далее. Все явно свидетельствовало против того, что у Деппинга был сообщник. Ну для начала, а зачем ему, собственно, нужен был сообщник? Только для того, чтобы обеспечить себе алиби? Помещать в своем кабинете кого-то, кто не может активно показывать, что он там физически присутствует, не может служить реальным доказательством того, что он там был на самом деле? Если бы Деппингу на самом деле нужно было алиби его присутствия там именно в определенное время, он бы постарался найти такого сообщника, который сделал бы что-то, что потом могло бы служить тому достаточно убедительным доказательством. Ну, например, постучал бы на пишущей машинке. Или хотя бы походил, подвигал кресло… Но ничего этого не было. И какой тогда смысл в алиби, которое ничем не подтверждается, а всего лишь ставит его самого в зависимость от сообщника? Зачем, интересно, с кем-то делиться секретом, который требуется всеми силами сохранить в тайне?
Это, так или иначе, приводит нас ко второму и, пожалуй, самому существенному возражению. Деппинг разыгрывал перед всеми определенную роль, и ему больше всего на свете не хотелось, чтобы хоть кто-нибудь догадался, кто он такой на самом деле, и что…