Восемь лет среди пигмеев

— Многие люди моего народа говорят, что такое лечение творит чудеса, — сказал Агеронга. — Сам я ничего не знаю именно об этой болезни. Но, когда я был подростком, еще до того, как прошел обряд обрезания, я упал с дерева и ушиб спину и руку. В нашей деревне жил знахарь по имени Нуденда. Он вырыл длинную плоскую яму, положил меня в нее и завалил землей, смешанной с листьями. На поверхности у меня остались лишь шея и голова. Затем на земле, насыпанной на мое тело, он разжег небольшой костер из прутьев и сухих листьев и поддерживал его в течение четырех часов. Затем меня отрыли и стали прикладывать к телу горячие листья и лить горячую воду. Так продолжалось несколько дней. Наконец на пятый день острым наконечником от стрелы мне сделали обрезание, а раненое место протерли настоем из трав. Меня еще пять дней лечили прикладыванием горячих листьев, затем Нуденда приказал мне встать и идти, я пошел. С тех пор меня ничто не беспокоит.

С тем же вопросом я обратилась и к сыну Андре-первого — Андре-второму, происходившему из племени бабира.

— Лишь около половины людей выздоравливает после такого лечения, — сказал он мне. — Если богу будет угодно, человек выздоровеет.

Андре-второй был воспитан миссионерами и поэтому не был уверен, выздоравливают ли больные от лечения в яме или по божьей воле.

Херафу тихо сидел на табуретке, в то время как негры обменивались мнениями насчет болезни, которой страдала его внучка, и старых знахарских средств лечения.

— Ты хочешь испытать это средство на Элизабет? — спросила я его.

Он немного помолчал.

— Я живу на другой стороне реки, — ответил он наконец. — Вы должны спросить об этом бабушку, а не меня.

Так я впервые узнала, что Херафу и его жена перестали жить вместе.

— Прошлый раз на рынке я видела тебя с другой женщиной, — сказала я.

— В реке, Мадами, всегда есть другая рыба, — ответил Херафу, — надо только знать, какую приманку насадить на крючок.

Элизабет не стали лечить старым методом. Возможно, ее бабушка была против. Если бы маленький Уильям не стал так быстро поправляться, я бы непременно прибегла к народному средству. Представляю, как были бы шокированы этим некоторые из моих нью-йоркских друзей.

Когда Уильям начал ходить, я срезала палочку, чтобы ему было легче вставать, опираясь на нее. Через несколько недель он выбросил ее за ненадобностью. За исключением едва заметной хромоты левой ноги, ничто не говорило о перенесенной им ужасной болезни. Со временем выздоровела и Элизабет, однако одна нога у бедняжки страшно высохла.

Глава двенадцатая

Вскоре моя голова пошла кругом от наплыва к нам ученых. Все, что происходило в течение недели в гостинице, напоминало сессию академии наук. Первым приехал Отис Бартон, который опускался в глубины океана вместе с Уильямом Бибом, а затем один совершил свое первое одиночное погружение. К счастью, на этот раз он не захватил с собой батисферы[28]. Он хотел заняться у нас фотографированием маленьких, живущих на деревьях животных в естественных условиях. Для этого Бартон придумал хитроумное приспособление, состоящее из небольшого крючка, который он забрасывал на высокое дерево, шкива и веревок, при помощи которых поднимал туда фотоаппарат. Ему невероятно повезло в первый же день. На огромном дереве, которое росло на берегу реки против гостиницы, один негр выследил лемура. Это любопытнейшее животное. Лемур относится к семейству полуобезьян, но имеет все привычки ленивца. Когда он движется со скоростью не более сантиметра в минуту, то и это является уже нарушением всех его правил. Иногда он не шевелится часами. Глаза у него, как у сильно напуганного котенка; лазая по деревьям, он ползет с нижней стороны ветвей. Лемур может сильно сжиматься, при этом позвонки проступают у него на спине, словно зубья круглой пилы.

Бартон забросил крюк на сук, где дремал лемур, и поднял аппарат, чтобы сфотографировать это забавное существо. Когда щелкнул затвор аппарата, лемур проснулся и стал пятиться по ветке, нависшей над рекой. Создавая свое приспособление, Бартон не учел возможность подобного маневра. Шкивы, прикрепленные к аппарату, запутались за ветви, и ученый полез на дерево, чтобы распутать их.

— К черту их! — крикнул он, сбрасывая шкивы и проволоку на землю. — Я сам полезу за животным.

— Эта ветка слишком мала для вас обоих! — закричала я.

Бартон махнул рукой и полез вслед за лемуром, держа в одной руке аппарат. Вначале все шло хорошо, но затем ветка стала сильно гнуться.

— Слезайте! — закричала я. — Ветка сейчас обломится.