Восемь лет до весны

Я понял, что разговора не будет. Трехглазый смотрящий должен был поднять себя в глазах арестантов. Жертвоприношение - самый лучший для этого способ. Если он выбрал меня, то блеять с ним бесполезно. Только бодаться, причем в полную силу. Других объяснений тут не примут.

Ступора не было, голова соображала четко, решение созрело мгновенно. Матрас, свернутый в рулон, я поставил на стол слева от паханчика, а ударил его справа, с той стороны, где у него не было глаза. Врезал с размаха, не опасаясь ответной реакции.

Этот субъект действительно прозевал удар из-за своей ущербности. А бил я достаточно мощно, да и кулак мой угодил точно в переносицу.

Я помнил, как было с Жариком, и сейчас собирался идти на добивание, но тюремный орел вдруг повесил клюв и опустил крылья. Сознание он не потерял, но покачал отбитой головой и беспомощно сполз со стола.

Парень с пятаком вскочил и собрался меня ударить.

Я схватил матрас, упавший на меня, отступил на шаг назад, взглянул на врага и сказал:

- Это тебе за суку!

Нога моя коснулась никем не занятой шконки. Я бросил на нее матрас. Но боевую стойку принимать не стал. Это бесполезно, если на меня набросятся толпой.

- А кто ты такой? - спросил коренастый крепыш с лысой, отполированной до блеска головой.

Он слегка приподнял руку и придержал свинорылого типа, который все никак не решался атаковать меня.

- Да чего ты спрашиваешь? - прохрипел паханчик. - Мочи фраера!

-Ага, нападай сразу все, по беспределу, - заявил я.

- А что ты знаешь про беспредел? - осведомился свинорылый пацан.

- Ну, про сук он знает, - заявил лысый.

- И про розочки тоже, - добавил я. - Загубленная молодость.

- А что не так? - Паханчик заметно насторожился.

- Загубленная молодость коблы, - заявил я и скривил губы.

Тут, наверное, надо пояснить, что на женских зонах так называют активных лесбиянок.

На самом деле я не уверен был в своих словах, знал просто, что розы и тюльпаны в тюремной живописи цветут со смыслом. Если тюльпан в колючке, значит, за решеткой бывал уже в шестнадцать лет, если роза в том же соусе, значит, восемнадцать стукнуло в неволе. Просто розы - загубленная молодость, роза с шипами на бедре - пассивная лесбиянка.

- Кто кобла?! - завопил паханчик и вскочил.

- Так я же не утверждаю. Но ты можешь с меня спросить прямо сейчас, - проговорил я, вызывая огонь на себя.

Но он не решался идти на реванш и на этом терял последние очки.

- Не утверждаешь? - деловито спросил лысый.

- Прогон нужно сделать, спросить.

- На кого прогон?

- И на Розочку тоже.

- На кого? - вскинулся паханчик.

Но лысый окончательно его добил.

Он повернулся, рассеянно глянул на него, в раздумье приложил палец ко лбу и проговорил:

- Ну, с тобой, Розочка, допустим, все ясно, а ты кто будешь? - Пацан расправил плечи и шагнул ко мне.

Полной уверенности в своих силах в нем не наблюдалось, но желание стать старшим пересиливало опасность, исходящую от меня.

- Леня меня зовут. Сермягов.

- А погоняло?

- Его мне тюрьма даст.

- Сермягов?… - Свинорылый тип потер кулаком переносицу и спросил: - Это ты Жарика пописал?

-Я.

В камере вдруг стало тихо. Слышно было, как скапывает с трубы вода.

- Слыхали, - наконец-то выдавил из себя лысый.

Но он не решался идти на реванш и на этом терял последние очки.

- Не утверждаешь? - деловито спросил лысый.

- Прогон нужно сделать, спросить.

- На кого прогон?

- И на Розочку тоже.

- На кого? - вскинулся паханчик.

Но лысый окончательно его добил.

Он повернулся, рассеянно глянул на него, в раздумье приложил палец ко лбу и проговорил:

- Ну, с тобой, Розочка, допустим, все ясно, а ты кто будешь? - Пацан расправил плечи и шагнул ко мне.

Полной уверенности в своих силах в нем не наблюдалось, но желание стать старшим пересиливало опасность, исходящую от меня.

- Леня меня зовут. Сермягов.

- А погоняло?

- Его мне тюрьма даст.

- Сермягов?… - Свинорылый тип потер кулаком переносицу и спросил: - Это ты Жарика пописал?

- Я.

В камере вдруг стало тихо. Слышно было, как скапывает с трубы вода.

- Слыхали, - наконец-то выдавил из себя лысый.

- Писарем будешь, - заявил свинорылый парень и осклабился.

- Резкий ты, - завистливо глянув на меня, пискнул трехглазый паханчик.

Я задрал рубаху, открыл свежий шрам на животе и обвел взглядом обитателей камеры. Все должны его видеть и знать, что почем.

- Жарик первый начал. А я ответил. Всегда будет точно так же.

Трехглазый тип не выдержал мой взгляд, вжал голову в плечи. Он, казалось бы, смирился со своим новым именем Розочка.

Подавленно смотрели на меня и все остальные. А ведь совсем недавно они готовы были наброситься на меня толпой, забить, затравить, опустить. Но моя решимость поставила их на место, а недавнее прошлое и вовсе загнало в стойло. Если я смог ответить самому Жарику, то мне ничего не стоило так же спросить и с них.

Правильно говорил отец. Есть вещи, которые нельзя прощать. Я должен был убить Жарика, что и сделал. За это мне честь и уважение.