Восемь дней Мюллера

Получается, не уступать угрозам не сложно и не страшно. Главное — не уступать ни в чем, чуть поддашься в одном — сразу сдашь и все остальное. А еще очень важно не бояться. Это легко, надо просто на все вопросы отвечать бранью, можно даже не слушать, что именно спрашивают, услышал голос — сразу ругаешься. В таком режиме даже если и захочешь ответить что-нибудь дельное, все равно не сможешь, потому что чтобы ответить что-нибудь дельное, надо сначала услышать что-нибудь дельное, а если вопрос не расслышал, то и не ответишь.

— Совсем парню крышу снесло, — сказал Кай Мертвяк своему товарищу по путешествию, Гору Ястребу.

Гор поднял голову и посмотрел, как Ким лежит на верхних нарах и пялится в потолок.

— Да уж, — согласился Гор. — Совсем озверели легавые, черным волшебством уже не брезгуют.

— Не волшебство это, — возразил Кай. — Наркотик. Был у меня в банде один пацаненок…

Гор знал эту историю от начала до конца и мог при желании повторить ее наизусть. Уже вторую неделю они трепыхались в открытом океане, а ни карточной колоды, ни костей в купе не нашлось, так что единственным развлечением оставалось травить байки. Киму хорошо, он лежит себе и тащится сам от себя, вниз спускается только пожрать или погадить. Иногда Гор ловил себя на мысли, что тоже хотел бы отведать черной магии, но не в такой дозе, конечно, а в более человеческой, чтобы не неделю кряду валяться, как морковка на грядке, а чтобы как у нормальных людей — побалдел час-другой, и отпустило. А такого счастья, как у Кима, и даром не надо, так немудрено весь человеческий облик растерять, станешь как Аленин брат, который из козлиного копытца попил, или как этот… кстати, интересная байка…

— Слушай, Кай, а ты настоящего бесноватого когда-нибудь видел? — спросил Гор. — Не как Ким, а натурального, чтобы изо рта бес говорил чужим голосом, и все такое.

— Нет, не видел, — отозвался Кай. — Дураков видел много, а бесноватых не видел.

— Тогда слушай, — сказал Гор, и начал рассказывать байку.

6

— А все-таки зря ты им его отдал, — печально произнес Мюллер.

— Не тебе меня судить, — заявил Птааг. — Про нас, богов, не зря говорят, что мы неисповедимы.

Голос Птаага был спокоен и невозмутим, как будто они не о природе вселенной беседуют, а цены на репу обсуждают.

— Это не аргумент, а отказ от аргумента, — сказал Мюллер. — Кроме того, ты не можешь обосновать, что ты бог, а не галлюцинация.

— Это никто не сможет обосновать, — сказал Птааг. — Чтобы ты научился отличать богов от галлюцинаций, ты должен близко познакомиться и с теми, и с другими, а после такого вряд ли сохранишь здравый ум.

— Я и так его вряд ли сохраню, — вздохнул Мюллер.

— Ошибаешься, — сказал Птааг. — Резервов у тебя еще много.

— А зачем мне резервы? — печально спросил Мюллер. — Зачем мне жить дальше, какой смысл?

— Ответ на твой вопрос прост, — сказал Птааг. — Когда придет время, ты его узнаешь. И заодно поймешь, почему нельзя было узнавать его раньше.

— Ох, — сказал Мюллер. — Я уже устал ждать, когда придет время. Только и делаю, что жду. Был ребенком — ждал, когда вырасту, потом стал ждать, когда закончу школу, потом когда институт закончу, а потом что будет?

— Это уже от тебя зависит, — сказал Птааг. — Твоя судьба в твоих руках, ты сам выбираешь себе приключения. Ты их, кстати, много уже набрал, судьбы на две хватит, если не на три. И это еще не все.

— В смысле не все? — переспросил Мюллер. — Намекаешь, что во взрослой жизни маразма меньше не будет? А что меня ждет во взрослой жизни, ты знаешь? Ну, получу я этот гребаный диплом, что потом?

— Жену заведешь, — сказал Птааг. — Дети пойдут. Найдешь себе дело какое-нибудь, чтобы не скучно было.

— Какое еще дело? — возмутился Мюллер. — Может, ты еще скажешь, что я буду медициной на жизнь зарабатывать?

— Зарабатывать на жизнь тебе не придется, — сказал Птааг. — Если не случится ничего неожиданного, деньгами ты будешь обеспечен до самой смерти. А вот со скукой бороться юудет непросто… А почему ты не хочешь заняться медициной? Девчонки сидят на лекциях и не стесняются, а ты переодеться в простолюдина стесняешься. А это забавно!

— Ерунду говоришь, — сказал Мюллер и вздохнул. — Слушай, может, я ту траву не выбросил? Может, я из той стены не убегал? Может, я скурил ее всю прямо на месте, и теперь меня плющит, а Ким сидит рядом, его тоже плющит, и никакие стражники нас не спалили, а все привиделось?

— Неправдоподобно, — покачал головой Птааг. — Вселенная подобных раскладов не любит, старается избегать. Думаю, мы с тобой сейчас в основном потоке реальности.

— Разве боги существуют в основном потоке? — спросил Мюллер. — Разве они не создают свою особую реальность?

— Когда как, — ответил Птааг.

— А ты вообще существуешь? — спросил Мюллер.

— Существую, — ответил Птааг.

— А почему ты так уверен? — спросил Мюллер.

— Потому что я мыслю, — ответил Птааг. — Мыслю — значит, существую.

Мюллер не нашелся, что ответить на это. Некоторое время они молчали, затем Мюллер задвигал желваками, закряхтел, застонал и стал ругаться. А потом воскликнул горестно: