Читаем Восемь дней Мюллера полностью

— А интересно! — сказал он, отсмеявшись. — Что-то в этом есть. Предвестник конца всего сущего, первый из восьми коней… да хоть и не первый… Знаешь, смертный, однозначно неверной твою точку зрения не назовешь. А вот об этом лучше не думай, Мюллер умрет — мир прекратится вместе с ним. Субъективным идеализмом владеешь?

— У меня в институте было посредственно по «философии», — смущенно ответил Шу.

— То-то и оно, что посредственно, — кивнул Птааг. — Тогда точно не поймешь. Все, пошел.

Но реально пошел не Шу, а Птааг. У Шу ноги будто приросли к брусчатке мостовой, каждую мышцу вроде чувствует, а пошевелить не может. А Птааг шагнул обратно в подворотню, да и растворился в тенях.

Минут через пять Шу смог сойти с места. А еще минут через десять он обнаружил себя в круглосуточной таверне. Это было разумное решение — не каждый день с тобой беседует бог, такое событие надо обмыть. Если бы он еще сказал что-нибудь разумное, чем можно похвастаться, или знак оставил… А так расскажешь кому-нибудь, а подтвердить нечем, немудрено и в дурдоме оказаться…

Этой ночью Шу напился. Такого с ним не бывало с самого выпуска, еще вчера он твердо знал, что учителю такое недопустимо, потому что мешает увлекать личным примером молодое поколение к потребному поведению. Но тогда он еще не разговаривал с богом, а как встретил бога на улице — сразу рука к стакану потянулась.

К вечеру следующего дня Шу стало казаться, что визит Птаага случился не наяву, а во сне либо в пьяном бреду. А еще на следующий день он был убежден, что не сначала к нему явился Птааг, а потом он напился, а наоборот: сначала напился, а потом явился Птааг и велел не трогать Мюллера. Мюллера, кстати, Шу больше не трогал, и Мюллер его тоже не трогал, между ними возникло негласное перемирие — Мюллер не строил пакостей Шу, а Шу не стремился воспитывать Мюллера. И когда на следующий год Мюллеру потребовалась характеристика в университет, Шу сделал ему хорошую добрую характеристику, ни словом не упомянув ни об особенностях характера, ни о прошлых безобразиях. А потом для Мюллера прозвенел последний звонок, и Шу забыл его как страшный сон.

<p>ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. УНИВЕРСИТЕТ</p><p>1</p>

В любом большом городском районе, в том числе и в верхнем городе Палеополиса, есть места более приличные и места менее приличные. Обитателям трущоб весь верхний город представляется одним сплошным раем, но это обманчивое впечатление, внимательный взгляд замечает, что роскошные дворцы стоят на высоких террасах, а дальше от вершин и ближе к побережью постройки выглядят меньше, проще и неказистее. А если пройтись взглядом с востока на запад, то в самом конце, перед заставами, взгляд спотыкается о квартал, слишком похожий на трущобу и явно неуместный в фешенебельной части Палеополиса. Это имперский университет.

Когда император Марк Философ основал это заведение, оно считалось проектом национального масштаба, и главное здание университета смотрелось не в пример солиднее — высокое, красивое, густо утыканное барельефами и скульптурами, а сверху торчал позолоченный шпиль. Но на следующий год случился пожар, барельефы и скульптуры потрескались, а центральная башенка обвалилась, ее с тех пор так и не восстановили. А потом Биф Печальный, сменивший на троне Марка Философа, заявил, что сколько золота ни вкладывай в народное просвещение, все пропьют или разворуют, а типичному студенту все равно, чем украшены стены альма-матер — прекрасными барельефами или похабными картинками. Бестолковая молодежь портит все, до чего дотянется ручонками, и это касается не только портовых оборванцев, но и отпрысков приличных семейств, в последнем Биф лично убедился, попалив однажды сына за развешиванием соплей на спинке императорского трона. Биф сократил финансирование университета вдвое, его преемник Сван Отмороженный (тот самый, что в детстве вешал сопли на папин трон) — еще вдвое, после этого обитель наук перестала быть украшением столицы и окончательно превратилась в очаг порока. При Теренсе Благочестивом университет даже ненадолго закрыли, но пришлось открыть снова, потому что ритуал обретения дипломов юношами, как оказалось, очень важен для высшего общества, и если этот ритуал отменить, последствия могут быть непредсказуемы. Кроме того, бордели и наркоманские притоны, по обычаю сосредоточенные в студенческом квартале, стали расползаться по верхнему городу, и это начало пугать обывателей.

Перейти на страницу:

Похожие книги