Восемь

— Конечно же, она может, — оскорбленно возразила Лили, втискиваясь за руль. — Это лучший из когда-либо построенных автомобилей. Но у него нет крыши. Она сломалась, Гарри сказал, что починит ее, но не успел. Тем не менее я думаю, что наша основная проблема на данный момент…

— На данный момент наша проблема в том, — заорала я, — что ты собралась ехать по величайшей пустыне мира без крыши над головой! Ты самоубийца!

Маленький служитель порядка хоть и не знал английского, но догадался, что у нас возникла загвоздка. Как раз в это время позади нас раздался гудок фуры. Лили махнула рукой и отъехала в сторону, чтобы дать ей дорогу. Коротышка-постовой отправился проверять бумаги водителя фуры.

— Совершенно не понимаю, чего ты так разволновалась! — сказала Лили. — В машине есть кондиционер.

— Кондиционер! — застонала я. — Кондиционер! Он здорово поможет при солнечных ударах и во время песчаной бури!

Я как раз собиралась развить эту тему, когда постовой зашел в будку, чтобы открыть шлагбаум для грузовика, водитель которого, разумеется, привел в порядок свою машину, прежде чем пускаться в путь через седьмой круг ада.

Прежде чем я поняла, что происходит, Лили дала газ. Взметнув вихрь песка, «роллс-ройс» догнал грузовик и проскочил шлагбаум сразу за ним. Я пригнулась, и металлическая перекладина, едва не угодив мне по голове, ударила по багажнику автомобиля. Я слышала, как постовой бежит за нами, выкрикивая что-то по-арабски, но мой собственный голос заглушал его.

— Из-за тебя я чуть без головы не осталась! — вопила я. Автомобиль опасно накренился — правые колеса выехали

на обочину. Меня бросило на дверь, затем, к моему ужасу, мы съехали с дороги и поехали по глубокому красному песку.

Меня охватил ужас, я ничего не видела. Песок попал мне в глаза, в нос, в рот. Вокруг была одна лишь красная туча песка. Единственными звуками были кашель и тявканье Кариоки из-под сиденья и гудки огромного грузовика, которые раздавались в опасной близости от нас.

Затем мы выбрались на солнечный свет, колеса «корнита» коснулись твердой поверхности, с крыльев стекали потоки песка. К моему изумлению, оказалось, что наш автомобиль вынырнул на дорогу ярдах в тридцати впереди фуры. Я была страшно зла на Лили, но еще больше — удивлена, каким образом нам удалось обогнать грузовик.

— Как мы попали сюда? — спросила я, запуская руки в волосы и пытаясь вытряхнуть из них песок.

— Не понимаю, почему Гарри всегда настаивал на том, чтобы я ездила с шофером, — восторженно заявила Лили.

Ее волосы, лицо и платье были покрытыми тонким слоем песка.

— Я всю жизнь обожала водить машину, — как ни в чем не бывало продолжала щебетать она. — Здорово, что я приехала сюда. Должно быть, я установила рекорд скорости среди шахматистов…

— А тебе не приходило в голову, — перебила я, — что хоть ты и не убила нас, но у того коротышки в будке вполне может быть телефон? Возможно, в эту минуту он уже докладывает о нас постам впереди!

— Где — впереди? — пробормотала Лили в растерянности. — Вряд ли по этой дороге разъезжают дорожные патрули.

Конечно, она была права. Никто не собирался гнаться за нами через пустыню только потому, что мы проскочили пост.

Я вернулась к дневнику французской монахини Мирей и продолжила читать с того места, на котором остановилась накануне:

«И я отправилась на восток из Кхардаи, через засушливую Чебху и каменистые равнины Хамады, к Тассилин-Адджеру, который лежит на границе Ливийской пустыни. Едва я тронулась в путь, как над красными дюнами поднялось солнце, указующее дорогу к цели моих поисков…»

Да, каждое утро солнце поднимается над границей Ливии, по ту сторону каньонов Тассилина, куда направлялись и мы. Однако если солнце восходит на востоке, почему я не заметила того, что сейчас его огромный красный диск поднимался с той стороны, где, по идее, должен был находиться север? Почему я не заметила этого, когда мы проскочили через баррикаду в Айн-Салахе и покатили в никуда?

Лили гнала «роллс-ройс» на огромной скорости уже несколько часов. Двухполосное шоссе извивалось между дюнами, словно змея. Я обливалась потом, а лицо Лили, которая была за рулем около двадцати часов и не спала уже больше суток, приобрело экзотическую окраску: ее жирные подбородки позеленели, а кончик носа стал ярко-красным, обгорев на солнце.

С тех пор как мы прорвались через дорожный пост, с каждым часом становилось все жарче. Сейчас было десять часов, и градусник в машине регистрировал невероятную температуру — пятьдесят градусов по Цельсию, при этом альтиметр показывал высоту пятьсот футов над уровнем моря. Такого быть не могло. Я протерла слипающиеся глаза и взглянула на него еще раз.

— Что-то не так, — сказала я Лили. — Равнины, которые мы проехали, могли быть расположены не так уж высоко над уровнем моря, но прошло четыре часа с тех пор, как мы проехали Айн-Салах. Сейчас мы должны ехать на высоте в несколько тысяч футов, поднимаясь на пустынное плато. Здесь не может быть такой жары утром.