– Спрячь приблуду Ганс? Финка сразу опустилась в сапог рябому парню, после чего Таган отпустил Дыбу.
– Ты, фу-фу заряжаешь мне? – надменно смотря на Глеба, но уже более спокойно сказал Дыба, – я сейчас описаюсь от твоего фуфлыжного базара. Где ты видал воров? Их давно нет. Всех вырезали и сгноили в крытках. А в нашем городе я высший. Блатней меня никого нет. Поэтому пока прощаю тебя, но, если тебя ещё здесь увижу, шею на хрен сверну. Глеб залпом выпил обе кружки пива и, встав со стула, сказал Дыбе:
– Кушай рыбку родимый, считай за праздник сегодняшний день. В ближайшие дни я тебя познакомлю с целой плеядой воров, которые резали не только сук, но и таких тритонов, как ты и не сгнили в тюрьмах. У Дыбы надменность слетела с лица, но вслед за Таганом он не побежал, а крикнул:
– Нашёл, на что обижаться. Подумаешь, хлопушей назвал. Глеб вернулся и, подойдя к Дыбе, на ухо тихо произнёс:
– Язык самое опасное оружие, – он острее бритвы. Если ты сидел, то должен знать, что хлопуша это лгун и фуфлыжник. А ещё из твоего помоечного рта вылетел волк позорный и лапоть рваный. Жди, – в ближайшие дни ты можешь ноги или языка лишиться. Это я тебе обещаю! После чего Глеб развернулся и захромал к двери, оставив Дыбу сидеть среди своей блатной компании в горьком раздумье. Дыба понял, что инвалид был непростым человеком, от которого могут последовать большие неприятности, и поделился опасениями со своими друзьями. И опасения его были не напрасными, о чём вскоре узнает весь город. В эту ночь на Волге Глеб, поймал сома на пятнадцать килограммов. Утром снял с себя старую робу, взвалил его на голое плечо. На улице было тихо и жарко. Вот уже несколько недель стояла засуха. Хотя эта засуха урожаю уже ничем не грозила, картошка давно отцвела и на полях активно шла уборка хлеба. Но всё равно жители улицы таскали неугомонно воду вёдрами с реки и колонок для полива. Все соседские дворы ежедневно ждали дождя, чтобы он придавил нестерпимую жару и прибил пыль, витающую в воздухе. Выходя из калитки, он вспугнул соседских кур, копошившихся в уличной пыли, и зашагал по тропинке в сторону дома Нильсов. По пути он шёл и думал, как лучше завести разговор для примирения с человеком, к которому он зла уже не питал. Но по всем воровским канонам для него он считался, идеологическим врагом и не в том дело, что они сейчас оба находятся не в лагере. Дело в умах каждого. Не доходя двух дворов, до дома Нильса скользкий сом от неровной ходьбы неожиданно соскочил у него с плеча и упал на траву. Глеб посмотрел вокруг и, убедившись, что никто не заметил его неловкости и присел на траву рядом с лежавшей рыбиной. Достав из кармана брюк сигарету, он закурил, вглядываясь в простор улицы. Из-за ползущей ввысь зелёной стены вьюнковых кустарников, которыми был обнесён дом Горбуновых, показалась пьяная голова Ивана.
– Глеб, заноси ко мне своего телёнка? – пролепетал он, показав на сома. – Сейчас зажарим его и под водочку приговорим. А водки у меня вдоволь. Премию нам с Нильсом дали хорошую. Вот я и гуляю.
– А Нильс тоже гуляет? – спросил Глеб.
– Нет, он гулять не может, Феликс копейку только может копить. Глупый, не понимает, копи не копи, всё равно в земле деньга не нужна будет? Жизнь то одна у нас, а в счастливую загробную житуху я не верю. Глеб щелчком выкинул недокуренную сигарету на пыльную дорогу и встал с травы:
– Извини Иван? – взвалил он сома на левое плечо, – в следующий раз мы с тобой рыбкой закусим, а этого я Феликсу несу.
– Молодчага Глеб! – пьяно икнул Иван, – значит, Миру – Мир! Вражде больше не бывать?
– А у нас, её и не было, – сделал шаг вперёд к Горбунову Глеб, – была не вражда, а кратковременное непонимание, – пояснил он и, увидав быстро скрывшую за густым вьюном голову Ивана, продолжил свой путь.
– Во флигеле он, огурцы с Зоей солят, – раздался ему в спину голос Ивана. Минуя разобранное крыльцо, и покосившийся забор Глеб переступил двор Феликса Нильса. Пройдя по тыквенной бахче, он подошёл к флигелю, дверь которого была настежь раскрыта. Феликса, видно, не было, но голоса его и жены были отчётливо слышны. Глеб положил сома на старую раму без стёкол, валявшуюся около флигеля, и крикнул Феликса:
– Хозяин, выходи на нерест? Феликс уже знал, что Глеб смягчился после разговора с Карпом и ждал постоянно сближения, но сам встреч с ним не искал. Он отложил засолку огурцов, предупредив жену, чтобы она на улицу не выходила и, выйдя навстречу к Глебу, закрыл за собой дверь. Глеб первый протянул ему руку и сказал: