Воры в законе 1

Опираясь на палку ему было легче тянуть свою «эрзац – ногу» изготовленную из липы. Этот протез был похож на гигантскую рюмку, с утончённой ножкой и при ходьбе он приятно поскрипывал. Соседи поговаривали, что этот протез он изготовил сам, находясь в заключении, где потерял и ногу. Но они ошибались, морёный, местами с потрескивающим лаком протез, – изготавливал тоже Цезарь, но не без участия самого Глеба. Он тоже свои руки приложил к его созданию. Глеб никогда протез не прятал от чужих глаз, а наоборот, как бы всем напоказ в ложе протеза закладывал штанину и закреплял его ремнями. Некоторые взрослые ребята шутили:

«Дядя Глеб вам бы ещё на глаз чёрную повязку нацепить, то вылитым пиратом будете…»

Глеб понимал шутки и в ответ улыбаясь, отвечал:

– И хохлатого попугая посадить на плечо!

У Глеба были очень сильные руки, которым немало пришлось в своей жизни поработать топором, а также волевое с правильными чертами лицо.

Шрам, проходивший от виска к скуле, нисколько не портил его лицо, а наоборот придавал ему своеобразный шарм, делая его внешность мужественной и даже привлекательной, как у некоторых киногероев. Эту пожизненную метку он получил во времена сучьих войн в лагерях. Обыватели побаивались Глеба, и старались при встрече обходить его стороной. И Глеб чувствовал эту неприязнь к своей персоне. К счастью, тогда на их улице мало было недружелюбных людей. Надо сказать, что, отбыв в заключение большой срок, – блатного оттенка в его речи и поведении не усматривалось. Остальные же соседи были к нему расположены вполне нормально, так как помнили его с довоенных времён добрым весёлым и покладистым парнем. И конечно не забыли, когда с войны он пришёл увешанный орденами и медалями. При встрече все мужики считали своим долгом подойти к нему и всунуть свою руку в его огрубевшую широкую ладонь и нередко угощали пивом или водочкой. И он не отказывался от угощений хороших людей. С ними он мог неплохо забыться о плохих временах и поверить, что та двадцатилетняя арестантская жизнь, которая у него проходила в тайге и бетонных стенах с крепкими решётками была плохим сном.

Одинокие же женщины завидев его, даже в неподходящий момент не ленились перерезать этому мужчине дорогу в любом месте. И помимо дежурного «Здравствуйте!», не гнушались ещё, и справиться о его здоровье или перекинуться несколькими фразами. Некоторые из них не прочь бы с ним пойти под венец.

Они его уважали и открыто вдыхали, не стесняясь его порой пристрельного взгляда. А были и скромницы, которые только из дали наблюдали за ним, но в тайне все мечтали положить, свою голову ему на грудь. Потому что помимо внешних данных у него был серебряный голос, приводивший их в трепет и профессиональные руки, в которых нуждался почти каждый двор, где не было мужчин. Он был хорошим плотником с детства, – этой нужной профессии его обучил отец, беря с собой постоянно на приработки.

– Глеб, – при встрече обращалась к нему одна из соседок, Валентина Шухова. – Ты хоть к свободе то немного привык?

– К свободе не привыкают, – отвечал он, – её просто любят, как свежий воздух, как чистое небо с ярким солнцем и даже горячий хлеб, посыпанный солью.

– Наверное, забыл, когда в руках топор держал? – Дарья говорила, что тебя так строго наказали, что и работать строго-настрого запретили.

– Талант не предаётся забвению, – возразил ей Глеб.

Вскоре он доказал не только Шуховой, но и всем бабам, что способен мастерски орудовать плотницким инструментом. Он своими усилиями залатал всем вдовам дыры по своей части и возвёл на речке «Славка» мостки для полоскания белья, больше похожие на эстакаду, с перилами и лавочками. Первыми испытали мостки местная ребятня.

Они задорно смеялись, когда рыбкой ныряли в проточную воду и с захваченным духом выныривали, показывая всем большой палец руки.

Этому строению радовалась и молодёжь, – для них это был своеобразный «Вечерний красный уголок», где они скопом проводили время с танцами и плясками под гармошку или транзисторный приёмник «Альпинист». Речка Славка протекала рядом с их улицей, которая считалась крайней точкой города и, делая крутой изгиб, впадала в Волгу.

С другой стороны города бежала в похожем русле речка Весёлка. Разделяла эти две реки большая мостовая, выложенная из булыжника, по которой часто ездили рейсовые автобусы, чертыхаясь из стороны в сторону, так, что кишки наизнанку выворачивало. Горожане называли эту мостовую «РВС» в переводе не Революционный Военный Совет, а «Рвотный Волжский створ».